— Да, не очень…
У окна собрались и другие соседи. Начались утомительные для Эло расспросы и реплики.
— Почему так быстро вернулись?..
— Так… по делу спешному…
— А у нас пока еще жарко. Утром ничего, а часа через два уже нечем будет дышать…
— Что вы говорите!..
— Места себе не находим… Очень измучились этим летом.
— А в Кобулетах всегда ветерок с моря…
— Что нового в Батуме?
— Мы не были там…
— А где Миха?..
— В Карисмерети, у Корнелия…
Наконец терпение у Эло иссякло.
— Мы собираемся в баню, — заявила она соседкам, извинилась и захлопнула окно, прикрыв его ставнями.
В комнате стало совсем темно. Эло чуть приоткрыла дверную ставню и опять бессильно опустилась на тюфяк. Нино присела рядом. Сидели обе в одинаковых позах, обхватив руками голые колени и упершись в них подбородками.
В простеньких ситцевых платьях сестры очень походили сейчас на сирот, всеми покинутых, не знающих, куда деваться. Печальные и молчаливые, сидели они в темной, неуютной комнате и, казалось, не замечали друг друга, занятые каждая своими мыслями. Солнечный луч, проникший через приоткрытую ставню, проложил золотую дорожку. В ярко освещенной полосе, словно мошки, кружились мириады пылинок, и, подобно им, роились обрывки гнетущих мыслей…
— Какой хаос! — вырвалось неожиданно у Нино.
— Где? — спросила Эло, оглядывая комнату.
— У меня в голове…
— Опять начинаешь ныть.
Нино промолчала. Ей припомнилась сегодняшняя встреча с Корнелием. «Нарочно отвернулся…» — подумала она. Тишина действовала на нее удручающе.
— Долго мы еще будем так сидеть? — не выдержала Нино. — Точно в темнице…
— А куда торопиться? Давай лучше поспим.
— Быть может, вся наша жизнь — сон.
— Не философствуй, пожалуйста.
— Хочется уснуть навеки.
— Глупости говоришь!
— А если впереди никакой цели?
— Кажется, мы наметили себе цель.
— Какую?
— Начать новую жизнь. Я очень даже одобряю твое решение поступить на медицинский факультет, а мне хочется стать учительницей. По-твоему, это не цель? Забудем и Миха, и Корнелия, забудем все, что было.
— И все же это не настоящая жизнь.
— А что же делать, повеситься, что ли?
— Не знаю. Ничего не знаю, ничего не хочу…
— Быстро, однако, ты сдалась. Где же твоя гордость, где твое самолюбие?.. Забудь праздные, романтические мечты. Меня погубила живопись, тебя — музыка и поэзия. А в общем довольно нам витать в небесах, спустимся лучше на землю и подумаем по-настоящему о себе. Давай будем с сегодняшнего дня свободными, серьезными женщинами.
— Какая уж там свобода… — как бы про себя промолвила Нино.
Эло не ответила: она спала.
В дверь тихо постучали. Нино вышла в прихожую.
На пороге стоял Миха. Нино безучастно взглянула на него и вернулась в комнату. Села на постель, приняв прежнюю позу, — обхватила руками колени и задумалась. Густые черные волосы волнами ниспадали на ее обнаженные плечи.
«Нарисовать бы ее. Какая прекрасная тема!» — восхищался Миха.
В это время проснулась Эло. Медленно, будто не веря своим глазам, она приподнялась и несколько секунд в упор смотрела на мужа.
— Убирайся! — неожиданно крикнула она. — Убирайся вон, я тебе больше не жена! Не желаю тебя видеть. Довольно мне обивать чужие пороги, шляйся теперь ты, бродяга! Пришли кого-нибудь за своими вещами…
— Эло… — взмолился Миха.
— Ни слова! Как ты смеешь?! Уходи, не то… — Эло вскочила с постели.
Миха поспешно покинул комнаты. Он поплелся к родственникам, жившим на другом конце города.
ПИСЬМА
Прощай, письмо любви, прощай! Она велела…
Как долго медлил я, как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал: гори, письмо любви.
Уж пламя жадное листы твои приемлет…
После мучительных размышлений Корнелий решил окончательно порвать с Нино, забрать у нее все свои письма, в том числе и то, которое послал из ресторана. «Как она смела показать его матери и Эло! — возмущался он. — Ведь я просил не говорить о нем никому. Она не посчиталась со мной. Мои сокровенные чувства, признания сделала достоянием посторонних людей». Корнелий содрогался при мысли, что кто-либо мог глумиться над его чувствами. Казалось, что его душа обнажена на потеху людской пошлости. Все это Корнелий решил высказать Нино при первой возможности. Ему не пришлось долго раздумывать, как выполнить свое намерение. Нино сама пришла ему на помощь. На третий день по приезде в Тифлис он получил от нее коротенькую записку: