Совсем по-иному сложилась жизнь полковника Петра Микеладзе и его супруги Софьи Павловны. Будучи намного моложе мужа, женщина гордая, своенравная, но в то же время ограниченная и взбалмошная, она понукала им, как хотела, и в конце концов превратила этого слабого, безвольного человека в безропотного илота. Супружеская верность не входила в число ее добродетелей: она любила жить весело и широко, ни в чем себе не отказывала, нисколько не беспокоясь, что полковник всегда был по горло в долгах. Вскоре же после женитьбы он лишился своего состояния, а еще через некоторое время, больной, надломленный неудачами личной жизни, вынужден был выйти в отставку. В шестьдесят лет Микеладзе выглядел дряхлым стариком и мечтал только об одном — уехать на родину, чтобы обрести там покой. И если это сокровенное его желание отчасти осуществилось, то только потому, что Софья Павловна, напуганная революцией, сама потребовала, чтоб муж увез ее в Грузию.
Еще одна супружеская чета приняла участие в несчастье, постигшем Корнелия, — это повариха Катя и ее муж Гаврила, которого Корнелий в шутку называл «отец Гавриил» и с которым он любил поговорить за стаканом чая о жизни, о событиях, волновавших всех.
Вскоре все разошлись. У постели Корнелия осталась одна Елена. Она положила руку на горячий лоб племянника и только что хотела посоветовать ему заснуть, как вдруг раздался тихий стук в дверь.
В комнату вошел Кукури.
— Если разрешите, — обратился он к Елене, — я посижу около Корнелия до утра… пока придет врач…
Елена согласилась и ушла к себе.
— Кукури! — вдруг окликнул его кто-то со двора.
Корнелий узнал голос Маргариты.
— Не впускай ее… не надо… — заволновался Корнелий. — Поздно уже, что ей нужно в такое время?..
Кукури не успел ответить, как дверь отворилась. Маргарита стремительно подошла к кровати Корнелия и схватила его руку.
— Простите, простите меня!.. — зарыдала она.
— Вы с ума сошли! Успокойтесь… Зачем вы пришли?.. — приподнялся Корнелий.
— Пусть думают что угодно, пусть сердится ваша тетя, я никуда не уйду…
— Пустяки, я чувствую себя хорошо. Идите домой!..
…Корнелий опустил голову на подушку и сразу же уснул.
Когда он проснулся, в комнате была только Маргарита. Склонившись над ним, она шептала по-немецки какую-то молитву.
— Где Кукури? — спросил Корнелий.
— Ушел.
— А вы почему остались?..
— Ради бога, не сердитесь, прошу вас…
Дверь отворилась. В комнату вошла Елена в халате, накинутом на плечи.
— Маргарита?.. — удивилась она.
Маргарита порывисто поднялась и поцеловала Елену.
— Простите. Во всем виновата я. Боже мой, я не знаю, что мне делать! Я готова покончить с собой…
— Ничего не понимаю! — с удивлением смотрела на нее Елена.
Чувство жалости смешивалось у нее с любопытством. Она усадила Маргариту на тахту и стала тихо расспрашивать ее о происшествии в ресторане.
Корнелий лежал на спине. Его лихорадочный взгляд был устремлен в потолок. К физической боли примешивалась досада: «Как все глупо получилось! Позор! Ранен не в бою, а во время кутежа…»
— Идите отдохните, — попросил Корнелий женщин.
— Нет, нет, я не отпущу вас ночью, — обратилась Елена к Маргарите. — Хотите, постелю вам в гостиной?
— Я не уйду. Я останусь возле него.
Корнелию совсем это не улыбалось, но Маргарита настояла на своем.
Корнелий снова уснул. Когда он открыл глаза, было уже светло. Маргарита сидела у его изголовья…
— Вы не спали?..
Маргарита неожиданно опустилась на колени, поцеловала Корнелию руку и заговорила с ним на «ты».
— Прости меня, мой мальчик, я так виновата перед тобой. Но теперь я никуда не уйду от тебя, я вылечу тебя, а тогда как тень буду всюду следовать за тобой, оберегать тебя от всяких бед. Сокол мой раненый, — продолжала нашептывать Маргарита, — не грусти, не горюй о Нино. Ведь все равно этой легкомысленной девочке не понять тебя. Да и ты не предназначен для семейной жизни. Твоя жизнь — в искусстве. Но разве может тебя вдохновить глупенькая, неопытная девушка? Перед кем раскроешь свою душу? Самого преданного друга ты обретешь только во мне. Я всегда пойму тебя, а если нужно будет, то и жизни своей не пожалею…