— Вы так думаете?..
Эло опустила глаза.
— Ужасная женщина, — прошептала она.
— Она преследовала меня как злой рок… Теперь, конечно, все кончено!
Испытующе взглянув на Корнелия, Эло как будто хотела еще что-то сказать, но в это время в комнату вошла Тереза. Гостья поднялась с места. Корнелий представил ее матери.
— Простите, я, кажется, утомила разговорами вашего сына, — сказала смущенно Эло.
— Что вы, что вы, милая, это даже хорошо, что вы отвлекли его от чтения. Он дни и ночи читает… Посмотрите, как похудел…
Эло посмотрела нежно на Корнелия, потом взглянула на ручные часики. Сославшись на неотложные дела, она попрощалась и ушла.
— Очень симпатичная женщина, — заметила Тереза, — и, право, ничего странного я не вижу в ней. Стройная, интересная… Такие нежные, хрупкие женщины нравятся мужчинам.
— Разные бывают вкусы, — вздохнув, ответил Корнелий и задумался.
Чтобы отвлечь сына от тяжелых воспоминаний, Тереза села около его кровати и стала рассказывать о жизни в Карисмерети. Но все, что казалось ей значительным и интересным, навевало на Корнелия только скуку. Он думал о своем и лишь изредка кивал головой, делая вид, что внимательно слушает мать.
Однако Терезу трудно было обмануть.
— Не стоит думать о женщинах, любовь которых приносит несчастье, — сказала она неожиданно.
— И вовсе я не о них думаю. Другое меня беспокоит.
— Что же тебя беспокоит?
— Если рана быстро не заживет, я не успею сдать зачеты по практическим занятиям и, значит, потеряю год.
Тереза забеспокоилась.
— Не дай бог! Но ты не волнуйся, рана скоро заживет, обязательно заживет.
Прошло несколько дней. Друзья уже реже навещали Корнелия. Ежедневно к нему заходил лишь Кукури. Сандро Хотивари наведывался по субботам. Только Тереза неотлучно весь день проводила с сыном. Сейчас она была для него самым близким человеком. Она одна понимала душевное его состояние, и только ей поверял Корнелий свои сокровенные мысли, делился планами на будущее.
С Сандро Хотивари Корнелию не о чем было говорить. Их пути разошлись. Своими друзьями он по-прежнему считал Гига Хуцишвили, Мито Чикваидзе и Петре Цхомелидзе, но о них уже давно ничего не было слышно. «Возможно, что Меладзе и Чхиквадзе уже расправились с ними», — тревожился он.
Видя, что Корнелий чем-то постоянно озабочен, Тереза старалась ни в чем ему не перечить. В одном только она продолжала проявлять несговорчивость: в деревенских своих делах. Несмотря на убедительные просьбы сына сохранить за собой лишь приусадебный участок, а остальные земли передать крестьянам, она все еще оставалась неумолимой. Однако любовь к сыну победила. Она пообещала исполнить его желание, но только не сейчас, а после того, как будет собран урожай.
Корнелий все сильнее беспокоился о здоровье матери. Опухоль на голове у нее заметно увеличилась, недомогание стало постоянным. Мосешвили предложил сделать операцию, но Тереза наотрез отказалась. Корнелия все чаще теперь охватывал ужас при мысли, что он может лишиться самого близкого, дорогого ему человека.
Здоровье самого Корнелия значительно улучшилось. Материнская забота и хорошее питание способствовали тому, что рана стала быстро заживать.
Убедившись, что сын поправляется, Тереза уехала в Карисмерети, пообещав вернуться в конце осени.
Корнелий остался один. Теперь бывал у него только Кукури. Он принес ему конспекты лекций и анатомический атлас: они вместе готовились к зачетам. Иногда Кукури засиживался у него до поздней ночи. Но в последнее время и эти посещения становились все более редкими: начались практические занятия в прозектуре Михайловской больницы, и Кукури трудно было выкраивать время для посещения друга.
Постоянное одиночество угнетало Корнелия. «Хоть бы на костылях разрешили выходить из дому», — мечтал он.
ОТКРОВЕННАЯ БЕСЕДА
У меня огромное преимущество благодаря тому, что я родился в такую эпоху, когда происходили величайшие мировые события.
Был осенний пасмурный день. Моросил дождь. Из окна комнаты Корнелия были видны сад и глухая кирпичная стена трехэтажного здания гимназии. На мокром, с пожелтевшими листьями клене, росшем перед самым окном, тоскливо чирикали воробьи.
Лежа на спине, Корнелий неподвижно глядел в потолок.
Квартира с утра опустела. Ушли по своим делам и Дата с Еленой. Да Корнелию и не хотелось их видеть: говорить с ними было не о чем. В доме осталась только жена подполковника Сорокина, которой Елена поручила Корнелия. Она села за рояль и, сама аккомпанируя себе, грубо фальшивя, повторяла бесконечные гаммы.