Большинство было на стороне Хахуташвили. Поддерживал его и Георгадзе, за которым наблюдал Каро.
— Нужно правде прямо в глаза смотреть, — горячился Георгадзе. — Теперь уже, конечно, никто не сомневается, что меньшевики обманули нас и продолжают обманывать. Какие они наши защитники, если что ни день только и слышим о расправах над рабочими и крестьянами. Чего только не измышляют они, чтобы оправдать свои кровавые дела! Крестьяне восстают. Почему? Каждому ясно — землю требуют. Ной Жордания и Ной Рамишвили все уши нам прожужжали, что крестьяне-де отсталая, темная часть общества, реакционная сила, что они тормозят революцию, отстаивают старые порядки, стремятся отнять у нас, у рабочих, завоеванную нами свободу. Многие из нас потому и в эту Народную гвардию вступили, чтобы с крестьянской контрреволюцией бороться. А потом, когда уже пригляделись, видим, где собака зарыта: просто на руку им раздоры между рабочими и крестьянами, нужно нас ослабить, чтобы свою политику проводить. Не желают они землю у помещиков отобрать и передать крестьянам. Нас, рабочих, душат. Нам нужно быть заодно с Советской Россией.
— Неверно ты говоришь, — возразил Георгадзе рыжий, веснушчатый Серго Наморадзе.
— Неверно?! — вспылил Георгадзе. — А ты взгляни на нас — на меня, на себя или вон на Вадачкория… На кого мы похожи?
Парфен Вадачкория, худой, высокий блондин с длинным лицом и маленькими серыми глазами, с носом, свернутым набок, — из-за этого ему было трудно дышать, и он постоянно открывал рот, — махнул рукой:
— Разве это жизнь! Никому нет дела до наших интересов. Работаем в грязи и сырости… За сверхурочную работу с каких пор уже не платят! Где, скажите, касса взаимопомощи? Научите, как быть, если человек заболел, если он с голоду погибает.
— Раньше мы вывозили в Россию марганец, табак, шелк, вино, фрукты, а взамен получали хлеб, всякие товары, было во что одеться, — говорил размеренным голосом Шакро Хахуташвили. — Теперь наше правительство, видите ли, не желает торговать с Советской Россией…
— Не только мы, но и никакое другое государство не желает торговать с большевиками, — снова вступил в спор Наморадзе. — Торгуем же мы с югом России, с Европой.
— С югом России? Хочешь сказать — с Деникиным? А что требует Деникин за хлеб? Нефть, бензин, уголь подавай ему. А много ли у нас этого добра? — уже горячо стал возражать Хахуташвили. — С Европой, говоришь, торгуем? Духи, кружева, ленточки, пуговки, всякое барахлишко европейское получаем? Какой от всего этого прок? А Европа ничего другого и не даст нам, потому что мы ничего порядочного не можем предложить ей.
— Как не можем?! Один только марганец наш чего стоит!
— А где он? Нет его у нас, — отрезал Шакро. — Читал — почти все чиатурские рудники закрылись?.. Что же ты повезешь в Европу и что она тебе даст? Жди подарков от английских и американских дядюшек! Дороговизна и голод! Вот тебе их подарки.
— Правильно! Слышали интересную историю? — снова вмешался в разговор Вадачкория.
— Какую? — протянул насмешливо Наморадзе.
— Историю с пароходом, что англичане послали в Одессу. Он не смог там разгрузиться и ушел. Министр иностранных дел Гегечкори узнал об этом и стал просить, чтобы этот пароход с продовольствием в Батум послали. Наши английские благодетели шиш ему показали. Тогда он попросил хотя бы половину парохода. Они тоже отказали… Разгрузили продовольствие в Констанце, в Румынии…
Все удрученно молчали. Тишину нарушил рабочий-печатник Ермиле Челидзе.
— Да, дальше идти некуда, — вздохнул он. — Заработка даже на неделю не хватает. Чем кормить семью — не знаю. Поехал недавно к отцу в деревню, думал, там чего-нибудь раздобуду, а старик сам не знает, чем жить.
— В деревне тоже не сладко теперь, — покачал головой столяр Хечо Казаров, маленький, смуглый человек. В детстве у него болело горло, и теперь он выговаривал букву «х» с таким хрипом, словно пилил доску. — Если кто к власти присосался, тому, конечно, тужить не приходится. Кто с голоду помирает, а кто, словно боров, жиреет. Плевать им на нас!..
— Не знаю, как у вас, а мы уже четвертый месяц не получаем заработной платы, — пожаловался Вадачкория.
— А какой с нее толк! — пожал плечами Георгадзе. — Если взять к примеру рабочего самой высокой квалификации, то он получает около шестисот рублей. А много ли купишь на наши деньги? Против прежней копейки выкладывай десять рублей — такой теперь расчет. Вот и живи как знаешь!