Представитель Англии Оливер Уордроп, сидевший до того неподвижно, заулыбался и закивал головой в знак одобрения и согласия.
Заметив это, Жордания оживился: «Как знать, не последует ли вскоре за «де-факто» и признание «де-юре». А это значит — и помощь, и товары…»
Ободряя себя такой надеждой, Жордания вспомнил недавнюю свою беседу с Уордропом, когда тот прямо заявил: «Если, господин президент, вы хотите, чтобы Англия, Франция и Америка признали вашу республику независимой, вы должны на деле убедить нас в том, что Грузия серьезно, по-настоящему желает союза с нами, а для этого вам необходимо окончательно и бесповоротно порвать с Советской Россией, отмежеваться от большевиков и оказать действенную поддержку генералу Деникину».
«Мы, господин посол, — заверил Жордания Уордропа, — уже отмежевались от Советской России и ведем борьбу с большевиками всеми имеющимися у нас средствами. Об этом свидетельствуют и решительное подавление большевистского восстания в Грузии в ноябре прошлого года, и те репрессии, которые мы применяем против большевиков. Что же касается генерала Деникина, то с ним у нас уже есть договоренность. Он может быть совершенно спокоен за свой тыл и смело снять с нашей границы все свои войска».
Уордроп остался весьма доволен таким ответом и тогда же заверил Жордания, что державы Антанты, безусловно, призна́ют Грузинскую демократическую республику «де-юре».
И вот после цветистых фраз, после нападок на Советскую Россию и похвал Европе, президент воздел руки и, словно в трансе, устремил свои широко раскрытые глаза куда-то вдаль. Казалось, только ему одному дано видеть путь, по которому должен идти грузинский народ.
Жордания обычно не прибегал к артистическим жестам, но сегодня он пошел и на это, чтобы блеснуть своим ораторским талантом. Ему хотелось понравиться сэру Уордропу и другим иностранцам, вперившим в него свои взоры. Президент повысил голос и придал ему торжественный тон:
— Наш путь ведет в Европу, путь России — в Азию! Знаю, враги скажут, что мы на стороне империалистов. Поэтому я здесь должен заявить: предпочитаю империалистов Запада фанатикам Востока.
Депутаты Учредительного собрания устроили президенту овацию. Речь своего лидера меньшевики расценили, как «образец политической мудрости», как «документ огромной исторической важности». Они поспешили размножить ее в десятках тысяч экземпляров.
После заседания Учредительного собрания Платон Могвеладзе и Рафаэл Ахвледиани подошли к министрам Рамишвили и Гегечкори, беседовавшим в одном из залов дворца с Эстатэ Макашвили, журналистами Геннадием Кадагишвили и Еремо Годебанидзе. Содержание речи Жордания было уже известно всему городу. Националисты, реакционеры всех видов подняли вокруг «откровений» президента восторженную шумиху, вознося до небес его мудрость и политическую трезвость.
Поздоровавшись с министрами, поэты выразили свое восхищение «исторической» речью.
— Отныне, — заявил Платон, — четырнадцатое января для нас вдвойне торжественный день. Сегодня президент республики заложил фундамент юридически независимого грузинского государства. Давно уже нужно было это сделать. Политический курс, намеченный им, — совершенно правильный. В Грузии все классы и сословия, все партии и организации должны объединиться на одной, общей для всех грузин платформе национальных чаяний и интересов…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
Меня поддерживало горестное и все же великое утешение, что вместе со мной погибает весь род человеческий, что это — конец мира.
Морозы крепчали. В феврале установились такие холода, каких в Грузии никогда еще не было. Ледяные кромки по обоим берегам Куры ширились с каждым днем, и наконец вся река покрылась льдом. Снегопад кончился, и взору открылись окружавшие столицу горы, покрытые снежной пеленой, застывшие в холодном безмолвии.
Корнелий с грустью смотрел на эту зимнюю панораму. Высокий купол церкви, высившийся на противоположном берегу реки, устремился в розовое вечернее небо.
Огненно-красный шар зимнего, негреющего солнца опустился за горы.
Корнелий вздрогнул, словно и его коснулось мертвенное дыхание холода. Страшная картина мировой катастрофы, нарисованная в одной из прочитанных им книг, почему-то особенно ярко предстала перед его мысленным взором. Он прекрасно знал, что судьбы человечества не зависят ни от каких стихий, каких бы грандиозных размеров они ни достигали. Эволюционируя, человеческий разум создал науку, с ее помощью проникает все глубже в тайны мироздания, постигает все новые и новые законы природы. Корнелию чужды были страхи обывателя, трепещущего от одной мысли о возможности гибели мира. Но сегодня между его разумом и чувствами произошел какой-то странный разлад. Представшая перед ним унылая картина погруженной в зимнее безмолвие природы против воли уводила его в область мистики и пессимизма.