Прищурив левый глаз, Рамишвили хитро посмотрел на Гегечкори: «Ой, и дипломат же наш Евгений! Так, так! Подсыпай петушку крупку, подсыпай!..»
Гегечкори подсыпал, петушок клевал.
— Конечно, то, что я вам сообщил, еще не исчерпывает плана обороны города, — продолжал Азизашвили. — У меня, господин председатель, есть просьба к вам…
— Прикажите, генерал.
— Необходимо направить к большевистским эшелонам делегацию.
— Зачем?
— Предупредить, что если только они вздумают выгружаться из вагонов, то наша артиллерия немедленно откроет огонь.
— Великолепно! Посылку делегатов мы принимаем на себя.
— Я согласен, генерал, что посылка делегации — необходимое мероприятие, — снова вмешался в беседу Рамишвили. — А вот скажите, что предпринимается вами для предотвращения переворота, подготавливаемого в городе. Я имею в виду в первую очередь расквартированные в корпусах арсенала и здании армянской семинарии Двести восемнадцатый полк и другие части, настроенные большевистски. По имеющимся у нас сведениям, они тоже готовятся к мятежу, чтобы поддержать эшелоны.
— Против частей, засевших в помещении семинарии, действуют отряды народной гвардии. В помощь им направлены Пятый грузинский и Первый армянский полки. Кроме того, для острастки бунтовщиков на горе перед Ботаническим садом и на Давидовской горе выставлены четыре батареи.
Рамишвили улыбнулся.
— Так, значит, у вас все обстоит прекрасно! Что ж вы пугали нас?..
— Я не из тех, кто кричит о победе, когда победы еще нет.
— Итак, о чем еще нужно нам договориться? — довольный собой и беседой, спросил Гегечкори. Рука его продолжала играть большим красным карандашом, которым он во время разговора чертил на листиках блокнота фигурки и узоры, а затем подписал приказ о назначении Азизашвили генерал-губернатором Тифлиса.
— Как будто все, — подумав, ответил генерал и встал. — Разрешите откланяться, господин председатель. Хочу съездить на Махатскую гору.
— До свидания, генерал. Желаю успеха!
Азизашвили покинул дворец.
Гегечкори подошел к окну, достал из кармана белый шелковый платок, протер им свои припухшие глаза и взглянул на город.
— Ну, пожалуй, — обратился он к Рамишвили, — опасность удастся отвести.
— Не будем радоваться преждевременно. Скажу откровенно, не очень-то я верю этому Азизашвили.
Вторая артиллерийская бригада готовилась к боевым действиям. Подготовка продолжалась всю ночь. Утром, поздоровавшись с батареей, капитан Алексидзе проверил, все ли в порядке.
— По коням! — раздалась его зычная команда.
Алексидзе было лет тридцать. От постоянного пребывания на воздухе, в походах, лицо его огрубело, стало медно-красным. Голову он брил и летом и зимою, русые усы коротко стриг. Это был служака-профессионал, не способный к глубокому мышлению, не разбиравшийся в политике.
По Военно-Грузинской дороге батарея вступила в город. Проехав Ольгинскую улицу, Головинский проспект и миновав Сололаки, она стала подниматься по Коджорскому шоссе. Офицеры, разведчики, фейерверкеры — Сандро Хотивари, Корнелий Мхеидзе и другие ехали верхом, остальные — кто сидел на зарядных ящиках, кто шел пешком рядом с орудиями.
Неопытные ездовые не умели держать дистанцию между упряжками, задние наезжали на передних, лошади шарахались в стороны, путались в постромках, брыкались, упирались.
Батарея с большим трудом достигла наконец Ботанического сада. Здесь лошадей выпрягли и орудия установили возле развалин старинной крепости Нарикала, дулами в сторону города. Тут уже стояла прибывшая ранее полевая батарея капитана Гигаури, орудия которой тоже были наведены на город.
Пасмурным утром население Сололаки — района, прилегающего к подножию горы, на которой стоит крепость Нарикала, — всполошилось, увидев над собой дула орудий. Пошли толки, догадки.
Петре Цхомелидзе, служивший в команде разведчиков, рисуясь перед товарищами, бесцельно скакал на лошади по окрестным холмам. Солдаты под руководством Григория Цагуришвили тянули телефонные провода, чтобы соединить батарею с дворцом и штабом Грузинского корпуса.
Во дворце, в штабе, в городе царила тревога, вызванная приближением к Тифлису эшелонов с солдатами-фронтовиками. Однако действительное положение тщательно скрывалось от солдат грузинских полков. Цель военных приготовлений им разъяснили только после того, как вывели на позиции.
Пехота, прикрывавшая артиллерийские позиции, расположилась в окопах на склоне горы.
Горнист сыграл «к бою». Орудийная прислуга стала по местам. Орудия навели на крайний корпус арсенала и здание армянской семинарии, где были расквартированы солдаты-фронтовики. Все замерли в ожидании команды «огонь!».