Не мог не позавидовать Платон и аристократической внешности профессора, его изысканным манерам, умению произносить лаконичные выразительные тосты.
Однажды, обедая у Макашвили, Эристави провозгласил тост за Нино. Он поднял своими длинными, красивыми пальцами хрустальный бокал и, бросив на девушку орлиный взгляд, с мягкой, теплой улыбкой прочел нараспев стихи Сафо:
Нино таяла от удовольствия и горделиво мечтала: «Вот если бы Корнелий видел, как знаменитый ученый и поэт читает в мою честь стихи Сафо и Алкея».
Корнелий давно уже не бывал в доме Макашвили и поэтому, конечно, не мог видеть, как известный профессор читает стихи в честь очаровательной дочери гостеприимного хозяина. Платон продолжал посещать семью Макашвили, но в присутствии Эристави держал себя, как мы уже сказали, намного скромнее, чем прежде. Только однажды он решился ознакомить самих Макашвили и их гостей с новым своим стихотворением «Дионис», написанным на грузинском языке. Но стихотворение это, на котором лежала ясная печать влияния русского поэта-декадента Вячеслава Иванова, не понравилось Эристави.
В то время в семью Макашвили был вхож молодой поэт, студент Иорам Минашвили, пользовавшийся большим успехом у истеричных курсисток и золотушных любителей изящной словесности. Каждое чтение им своих стихотворений они отмечали шумными овациями, восторженными выкриками. Поэт так расхрабрился, что однажды решился прочесть несколько своих стихотворений в присутствии Эристави.
Когда Минашвили читал стихи, он становился похожим на одержимого. Своей маленькой, смешной головой, державшейся на тонкой, как карандаш, шее, он вертел так, словно у него не было шейных позвонков. В эти минуты он напоминал резвую, вертлявую птичку, поминутно вздрагивал, жестикулировал, впадал в транс. Казалось, он весь находился во власти создаваемых им рифм, образов, эпитетов. Но это было тем более непонятно, что рифмы и образы эти он попросту заимствовал у известных поэтов или из народной поэзии. Это был имитатор чистейшей воды, и Рафаэл Ахвледиани справедливо называл его «воришкой» и «мелким бесенком». Возможно, впрочем, что Ахвледиани завидовал декламаторскому таланту Минашвили и его популярности среди некоторых любителей поэзии.
Успех Иораму Минашвили обеспечивала и его внешность. Тщедушному юноше с болезненным лицом, безумными глазами аплодировали зачастую из жалости. Но Эристави стихи поэта, только еще входившего в литературу, определенно нравились, что, кстати сказать, немало озадачивало Платона. Он недоумевал, как это писание не разбирающегося в поэзии юнца могло вызвать похвалу такого умного и тонкого ценителя искусства, как Эристави. «Минашвили, — говорил среди своих друзей Платон, — похож на ребенка или на дикаря: он увлекается крикливыми словами, словно блестящими погремушками, обильно украшает стихи надуманными эпитетами, метафорами, рифмами, как дикарь украшает свое тело и свой наряд татуировкой, цветистыми камешками, стекляшками, костями животных, перьями птиц». И Платон начал уже сомневаться в непогрешимости эстетических вкусов профессора. Однако он не учитывал одного: Эристави, несомненно, разбирался в поэзии намного лучше Платона. Он интересовался поэзией и изучал ее на протяжении многих лет, следил он и сейчас за ее развитием. Подобно многим ученым, питавшим уважение к поэзии, он считал ее отраслью философии.
Несколько иначе Эристави стал относиться к поэтам в последние годы. Устав от политических событий, он готов был поощрять и хвалить каждого из них, если только они уводили его от наскучившей ему действительности. В стихах Минашвили эта тема отсутствовала, его стихи не утомляли профессора идейностью, глубиной мышления. И, конечно, только за это он хвалил лишенные какого-либо философского смысла стихи молодого поэта.
В шестьдесят лет Эристави сам, как мы уже сказали, стал поэтом. Было в этом аристократе нечто схожее с Дон Кихотом, когда он, худой, высокий, с наигранным волнением, нараспев читал свои стихи, погружаясь в «блаженное небытие», уходя от земных забот и треволнений. Он утверждал, что «одно хорошее стихотворение может принести миру больше благ, чем все шедевры металлургии».