— Ты с ума сошла! — прикрикнул на жену Дата. — Успокойся, пожалуйста, и прикуси язык.
— Успокойся, говоришь, за Рамишвили заступаешься, — это за то, что он моего племянника грозит прикончить! Да я не только ругать его буду, глаза ему выцарапаю!
Елена так гневно взглянула на мужа, что тот мгновенно умолк. Он знал, что в такие минуты лучше помолчать или идти на уступки.
— Да не верь тому, что он сказал. Я же знаю Рамишвили. Это просто у него минутная вспышка. Ничего он Корнелию не сделает. Вот увидишь.
— Пусть он тогда сегодня же его отпустит, не то плохо ему придется, — требовала от мужа Елена, словно от него зависело освобождение Корнелия.
— Я удивляюсь тебе, Елена, — забормотал испуганно Дата. — Пойми, никто не станет гладить по головке Мито и Корнелия за избиение представителей власти. Пошли на это — пусть же теперь на себя пеняют…
Дата умолк и задумался.
— Говорят, англичане оставляют Батум, — вдруг произнес он, — скоро в Батумскую область вступят наши войска.
— А какое отношение это имеет к аресту Корнелия? — удивилась Елена.
— Чрезвычайно большое, — принялся объяснять Дата. — До самого последнего времени Рамишвили был очень расположен ко мне. Он рекомендовал меня на должность заведующего отделом народного образования Батумской области для того, чтобы я покончил там с турецким влиянием в системе просвещения. Меньшевики заключили с нами, федералистами, соглашение и выдвигают теперь нас на крупные посты. Боюсь только, что из-за Корнелия все может пойти прахом…
— Не понимаю…
— Да если Рамишвили узнает, что Корнелий мой родственник да еще и живет у меня, так он не только не пустит меня в Аджарию, а и здесь, в гимназии, сторожем простым не оставит. В два счета вышлют нас всех из Грузии. Вот что наделал твой племянник.
— Так вот что тебя тревожит? Не о племяннике думаешь, карьеру свою оплакиваешь! Тьфу!.. — возмущалась разгневанная супруга.
Дата был совершенно подавлен ее упреками.
Елена взглянула на мужа и, заметив в его глазах слезы, пожалела, что обошлась с ним так резко. Сейчас ей приходилось класть на одну чашу весов любовь к племяннику, на другую — карьеру мужа. Пересиливала любовь к племяннику.
— Кто мог бы нам помочь, — обратилась она после некоторого раздумья к Дата, — чтобы освободить Корнелия? Без протекции, без денег тут не обойдешься…
— Опять протекция, опять взятки… — поморщился Дата. — Откуда мне знать, к кому с этим делом обратиться?
— Ничего ты не знаешь, никогда с тобой дела не сделаешь! — снова вспылила Елена. — Боишься пошевелить мозгами. Может, мне к Вардо обратиться? Эстатэ ведь большой приятель Гегечкори.
— Этого еще не хватало! Станет тебе Эстатэ хлопотать за большевика, да еще перед кем? Перед Гегечкори! А потом не забывай, что Корнелий оскорбил Эстатэ.
Возражения мужа показались Елене резонными. Она опустила голову, но тут ее осенила счастливая мысль:
— Начальник Особого отряда Кедия доводится свояком нашему Димитрию Джанелидзе. Нужно действовать через Димитрия.
— Если Кедия даже и согласится помочь, все равно Рамишвили никогда не подпишет приказа об освобождении большевика.
— Ты говоришь так, словно Корнелий действительно большевик.
— А что ж ты думаешь?
— Критиковать меньшевиков — еще не значит быть большевиком.
— Не знаю, является ли Корнелий членом партии, но, судя по его рассказам, по его поступкам, это так. Какие же могут быть сомнения. Конечно, большевик! Да он и сам этого не скрывает.
И чем больше выдвигал Дата непреодолимых препятствии к освобождению Корнелия, тем настойчивее становилась Елена.
— Можешь не считать меня своей женой, если к приезду Терезы Корнелий не будет дома, — заявила она решительно.
— Что ж, — пожал плечами Дата, — вы, Мдивани, особенно женщины, все с практической жилкой, вам все удается. И ты такая, и Тереза…
— Да, и потому что я именно «такая», мы еще не умерли с голоду. Разве прожили бы мы на твое жалованье больше недели? Только благодаря моей изворотливости да практичности мы, слава богу, кое-как перебиваемся.
Дата не стал больше спорить с женой.
3 мая после обеда к Елене пришли Сандро Хотивари и Кукури Зарандия. Немного позже зашла Маро Пруидзе.
Сандро никак не хотел верить, что Корнелия арестовали за участие в демонстрации.
— Удивляюсь, что общего у Корнелия с большевиками? — недоумевал он.