В окно санитарной части заглядывали любопытные юнкера. Жордания присматривался к их взволнованным лицам и лишний раз убеждался, что это единственная, пожалуй, надежная опора правительства. Жордания уже не внушала доверия даже Народная гвардия: в последнее время ему то и дело сообщали об арестах народогвардейцев. О регулярных войсках, состоявших в основном из крестьян, и говорить не приходилось. Ведь именно регулярные части принимали участие в подготовлявшемся аресте правительства. Юнкера оказались наиболее надежной опорой меньшевиков, и Жордания проникся к ним чувством благодарности.
— Постройте юнкеров, я хочу поговорить с ними, — обратился президент к полковнику Чхеидзе.
Полковник приказал выстроить на плацу личный состав училища и унтер-офицерскую роту. Подразделения расположились четырехугольником. В центре его собрались члены правительства и генералы. Полковник Чхеидзе стал на правом фланге перед строем.
— Юнкера и унтер-офицеры! — обратился, заикаясь, Ной Жордания к строю. — В первую очередь объявляю благодарность мужественному офицеру, начальнику вашего училища полковнику Чхеидзе, который не растерялся перед лицом неожиданной опасности, убил одного из большевистских разбойников, а другого ранил. Объявляю благодарность и вам, которые вступили в бой с разбойниками. П…п…позор дежурному офицеру, часовому и всем, которые сдались, которые дали себя обезоружить вместо того, чтобы до конца выполнить воинский долг. Все они заслуживают суровой воинской кары, и они понесут ее. Еще раз благодарю вас за верность республике!
После президента взял слово министр внутренних дел Рамишвили. Он разъяснил юнкерам, что нападение на училище произвели не грузинские офицеры и солдаты, а армяне, осетины и евреи. Киларджишвили был переименован в Киларджяна, Бегишвили — в Бегоева…
5 мая в газете «Эртоба» появилось сообщение, что военный трибунал приговорил к расстрелу участников «диверсии» в военном училище — неких Эргемянца, Мушегянца и Брдзиянца. Сообщалось также, что приговор приведен в исполнение. В действительности же военный трибунал под председательством Эстатэ Макашвили и в глаза не видел лиц, поименованных в постановлении трибунала. И Эргемянц, и Мушегянц, и Брдзиянц существовали только в провокационных документах правительства, сфабрикованных с целью ввести в заблуждение общественное мнение, внушить населению, что в борьбе против «демократической республики принимают участие лишь внешние силы», а не грузинские рабочие и крестьяне. Именно поэтому Эргемлидзе превратился в уроженца города Ахалкалаки Эргемянца, якобы специально вызванного для совершения диверсии из Батума, а Шамугия, переименованный в Мушегянца, был прислан, по утверждению властей, из Карса.
Подобные сообщения стряпались в министерстве внутренних дел по указанию Рамишвили и начальника Особого отряда Кедия.
МЕТЕХИ
Да будут прокляты руки,
Воздвигшие тюрьму,
Железные двери, засовы ее.
Когда машина въехала во двор тюрьмы и хромой, сгорбленный привратник, закрыв ворота, опустил ключ в карман, Корнелию показалось, что связь между ним и внешним миром порвалась навсегда.
Двор был заполнен грузовиками. Возле них толпились арестованные. Мито Чикваидзе заметил среди них Дангадзе, Чаплыгина, Хахуташвили. Но отца своего он не нашел. Он вздохнул с облегчением: «Старик, должно быть, избег ареста».
Несколько поодаль от остальных стоял Гига Хуцишвили, оживленно беседовавший с одним из арестованных. Увидев на грузовике Мито и Корнелия, он двинулся было в их сторону, но народогвардеец преградил ему дорогу.
— Корнелий! Мито! — успел крикнуть Хуцишвили и отступил назад.
Корнелий тяжело припадал на больную ногу. Товарищи помогли ему слезть с грузовика.
Древняя Метехская крепость, ее церковь и тюремные корпуса стояли на крутой скалистой горе, нависшей над Курой. Кое-где на крепостном дворе выступали из земли каменные глыбы. Корнелий вприпрыжку добрался до одной из них и присел…
Народогвардеец, наблюдавший за арестованными, громко расхохотался.
— Гляди, Кузнечик, шустрее тебя подпрыгивает! — крикнул он хромому привратнику.
На узком, лошадином лице привратника заиграла неприятная улыбка. Как и все народогвардейцы, он был одет в форму защитного цвета. На широком кожаном поясе у него висела кобура с наганом. На худых, тонких ногах с огромными стопами — его левая нога была намного короче правой — он носил обмотки.