Сын Ивана Лобачевского, Александр Лобачевский, окончил химический факультет в Бельгии, затем работал на предприятиях отца. В 1915 году он был призван в армию, окончил во время войны военное училище в Москве и дослужился до чина поручика. Он ушел в армию генерала Деникина, а когда Красная Армия заняла Ростов-на-Дону, бежал вместе с остатками контрреволюционных войск в Новороссийск.
По дороге он заболел сыпным тифом и, пролежав некоторое время в госпитале, был вместе с другими офицерами переброшен из Новороссийска в Поти. Меньшевистское правительство формально интернировало войска Деникина, отступившие на территорию Грузии, а на деле позволило свободно перебрасывать интернированных в Крым, занятый отошедшей туда армией генерала Врангеля.
Лобачевский наголо брил голову. Под его мясистым, приплюснутым носом с широкими ноздрями пробивались редкие, коротко подстриженные усики. После тифа он заболел желтухой, кожа и белки его глаз приняли лимонно-желтый оттенок. Оказавшись в Тифлисе, он первым делом занялся лечением печени.
В первое время новый квартирант Елены держался замкнуто, относился к окружающим подозрительно и почти ни с кем не общался. Единственный человек, к которому он почему-то проникся симпатией, был Корнелий.
Однажды Лобачевский зашел в комнату Корнелия и присел к столу, разглядывая обстановку.
— Счастливый вы человек!
— Почему?..
— Ну как почему? Спокойно тут у вас в Грузии, имеете возможность и учиться и работать, никто не нарушит вашего сна…
— Спокойно, говорите? Это у нас-то?!
— Конечно. Ведь вы не знаете, что такое гражданская война, никакие большевики вас не беспокоят…
— А что, разве большевики так страшны?..
Лобачевский вдруг осекся, испытующе посмотрев на собеседника. Он, очевидно, решил, что разговор следует вести иначе.
— Нет, дорогой, может быть, вы не так поняли меня… Мне что хотелось сказать: вот ваша страна действительно чудесная; с вашей природой не сравнится никакая другая… И сами вы, грузины, как народ привлекаете к себе внимание: вы люди мужественные, честные, гостеприимные. И вот я все думаю, что станет с вашей страной, если и здесь к власти придут большевики, если у вас в Грузии произойдет так называемая пролетарская революция? Вы ведь не представляете себе, что тогда будет!
— Возможно, что не совсем представляю, однако полагаю, что будет лучше, чем теперь, — Неприязненно ответил Корнелий.
В желтоватых глазах Лобачевского сверкнули искорки злобы, но он все же постарался улыбнуться.
— Не говорите так, мой друг… Еще и еще раз повторяю: благодарите бога, что вас миновала такая революция, какая произошла у нас в России, что у вас нет большевистской власти.
— Скажите, почему вы все же с такой ненавистью говорите о большевиках? Видно, очень уж вы не сошлись характерами, — подшутил Корнелий.
Лобачевский с нескрываемой ненавистью посмотрел на него:
— Не сошлись характерами, говорите? Да, не сошлись и, конечно, никогда не сойдемся. Они у меня в печени сидят, кровь мою высосали.
Пред мысленным взором Лобачевского встали паровые мельницы, поместья отца, роскошный особняк в Ростове, затем картины гражданской войны, разгром армии Деникина, бегство, сыпняк, всякие мытарства, унижения. От злости его лицо приняло зеленовато-бурый оттенок.
— Успокойтесь, Александр Иванович, — обратился к собеседнику Корнелий. — Вам вредно волноваться. За последнее время вы очень осунулись, похудели.
Взгляды их встретились, и они прочли в глазах друг у друга взаимную ненависть.
— Да и вы не похожи на человека вернувшегося с курорта. Можно подумать, что у вас чахотка, — кольнул Лобачевский Корнелия.
— Я недавно из тюрьмы, — объяснил Корнелий.
— За что же вы туда попали?
— Участвовал в революционной демонстрации.
— Вы… большевик? Не думал… Простите… Ох, печень… Пойду прилягу… Катя, грелку! — крикнул он, открыв дверь в коридор.
— Грелка вам не поможет. Вам бы свинца раскаленного в печень, — уже с нескрываемой ненавистью произнес Корнелий, глядя на него в упор.
— Жестокий вы человек, — скривившись от боли, произнес Лобачевский и выбежал из комнаты.
Словно побитый пес, добрался он до кровати и лег.
Через несколько дней и второй квартирант Елены покинул ее дом.
Елена каждый день пробирала племянника за неуживчивость, за то, что он выжил выгодных для нее жильцов.