— Что так поздно, Иван Александрович? — обратился к нему вдруг незнакомец.
— Ах, это вы, Корнелий Георгиевич! — облегченно произнес Вербицкий. — Бессонница, знаете… А вы музу свою, должно быть, ищете?
— Ищу, да только не музу!
— А что?
— Выход из этого ущелья вечной тишины, скуки и тоски…
— Вы правы. Скучно что-то стало, домой потянуло…
Вербицкий опустил голову и пошел по аллее вместе с Корнелием.
— Почему вы сегодня сбежали и не захотели выслушать весьма интересную беседу хозяев вашей страны? — неожиданно спросил Вербицкий.
— Тех, кто должен быть хозяевами моей страны, Жордания и Рамишвили давно уже арестовали, бросили в тюрьмы или выслали из Грузии. Но они забывают, что и от их дворцов до тюрем лишь один шаг, — ответил мрачно Корнелий.
— Почему вы мне все это говорите? — спросил, смутившись, Вербицкий. — Вы же не знаете меня?..
— Я знаю вас настолько, чтобы не думать, что вы меня выдадите! — ответил уверенно Корнелий.
— Я-то вас, Корнелий Георгиевич, никогда не выдам, — заметил Вербицкий и начал поучать чрезмерно пылкого и прямодушного молодого человека. — Но если вы будете открыто всем высказывать свои политические убеждения и ругать лидеров меньшевиков, то рискуете попасть в тюрьму.
— Я и так чувствую себя в своей стране узником…
Вербицкий и Корнелий присели на скамейку. Все так же ярко светили звезды. Глубокую тишину ночи нарушал только шум речки.
— Скажите, Иван Александрович, — произнес после недолгого молчания Корнелий, — вам не кажется странным ну вот то, что мы с вами сидим здесь сейчас одни, ночью, где-то в глухом ущелье? Мы даже не знаем как следует друг друга, и тем не менее нас влечет, меня — к вам, а вас — ко мне, какая-то сила… Скажите откровенно, что вас привело в Абастуман? Неужели только болезнь?
— А что же еще? — удивился Вербицкий.
— На вид вы как будто вполне здоровый человек.
— У туберкулезных часто вид обманчивый.
— Я тоже подозревал, что у меня туберкулез, но все обошлось благополучно. Просто меня изнурила тюрьма…
— За что вы сидели?
— Так, пришлось, знаете…
— А все же — за что? Мне кажется, что вы не хотите сказать правду. Но мне ваша осторожность нравится.
— Да нет, почему же… А если говорить начистоту, то ведь вы, дядя Ваня, тоже проявляете все время какую-то осторожность. Кстати, не обижайтесь, что я назвал вас дядей Ваней. Это я так, вспомнил прошлогодние гастроли Художественного театра в Тифлисе. Качалов превосходно играл чеховского дядю Ваню, и у него была такая же, как у вас, борода… Но только, скажу прямо, вам она, подобная бородища, не к лицу.
— Мой покойный отец носил точно такую же бороду.
— Но ваш отец, должно быть, был человеком старого закала, и в его время такие бороды были в моде, а вам она никак не подходит, точно наклеенная…
— Странный разговор затеяли вы, Корнелий Георгиевич. И далась вам она, моя борода, — несколько смутившись, ответил Вербицкий. — Холодно уже и поздно, давайте пойдем домой! — Он встал со скамейки, взял Корнелия под руку…
Они попрощались у моста. С этой ночи Корнелий долго не встречал в Абастумане Вербицкого.
Возвратившись через несколько дней из Тифлиса, Вербицкий как-то сразу изменил свое отношение к Корнелию. Между ними установилась тесная связь, и вскоре они по-настоящему подружились. Их теперь все время видели вместе: в аллеях, рощах, на почте и на прогулках в Абастумане и за Абастуманом.
Вербицкий обладал удивительной способностью добывать книги всюду, куда попадал. Так было и в Абастумане. Читали они больше всего Чехова и Горького.
Вербицкий рассказывал Корнелию, что Ленин в беседе с Горьким назвал его «Мать» нужной и очень своевременной книгой, высказав уверенность, что много рабочих участвовало в революционном движении несознательно, стихийно, теперь они прочитают «Мать» с большой пользой для себя.
Вербицкий был для Корнелия настоящим открытием. Корнелия поражали и подкупали доброта, скромность, чуткость и честность этого типичного русского интеллигента-революционера, его жажда все понять, обширные познания, ясное, четкое мировоззрение и непоколебимая вера в светлое будущее человечества. После Вано Махатадзе это был второй человек, который подчинил Корнелия своему влиянию.
Он часто рассказывал Корнелию интересные эпизоды из своей жизни. Вербицкого еще в студенческие годы захватила революционная борьба. Он был на третьем курсе технологического института, когда его арестовали и выслали в Сибирь.