— Ной Николаевич, — обратился к Жордания Еленин, — такие мероприятия, как объявление мобилизации в нынешних условиях, а в особенности разоружение эшелонов, мне кажется, могут вызвать крупные беспорядки.
Жордания пожал плечами.
— Беспорядки произойдут в том случае, — раздраженно ответил он, — если мы не проведем мобилизации и не разоружим солдат, собравшихся на триста третьей версте… Сами подумайте — как можем мы без оружия воевать с турками, которые уже вплотную подошли к нашим границам?..
— Нет, с мобилизацией я, пожалуй, согласен, — замялся Еленин, — но вот насильственное разоружение солдат, мне кажется, приведет к кровопролитию, повлечет большие жертвы.
— Не беспокойтесь, — еще с большим раздражением ответил Жордания. — Я знаю, что вы, Арцивадзе и прочие ваши единомышленники настроены против мобилизации и против разоружения эшелонов, на которые стараются опереться наши большевики. Вы скорее согласились бы — и чего доброго, потребуете этого, — чтобы закавказская демократия сама разоружилась и передала власть большевикам. Нет, пришло время, когда мы сами должны позаботиться о себе. Мы не можем допустить большевистской анархии. Мы не допустим господства черни, за которой по пятам следует реакция. А чтобы этого не случилось, мы должны создать надежную силу и вести твердую политику. Мы и мобилизацию проведем, и эшелоны разоружим. И сделаем все это без вашего участия… Избавим вас от ответственности, которой вы так боитесь!
— Ной Николаевич, — обратился к Жордания полковник Ахметелашвили, — эшелоны безусловно необходимо разоружить, но какие части используем мы для этого.
— Больших сил мы, конечно, выделить не можем. Но в то же время очень важно, чтобы отряд, которому будет поручено разоружение эшелонов, состоял из смелых, опытных людей. Для усиления отряда мы придадим ему бронепоезд, — ответил Жордания и тут же спросил: — А где наш герой Абхазава?
— Штаб-ротмистр Абхазава сейчас в Тифлисе, он командует отрядом добровольцев, — доложил Ахметелашвили.
— Вот и используйте его. Это офицер с большим боевым опытом.
Штаб-ротмистр Двенадцатого уланского полка Евгений Абхазава отличился на войне. Грудь его украшало множество орденов и медалей, в том числе четыре Георгиевских креста, полученных еще до производства в офицеры, Владимир и Анна с мечами и бантом, а на шее Станислав…
Он не принадлежал к той категории скороспелых офицеров, которые, окончив школу прапорщиков и проведя несколько месяцев на фронте, возвращались на родину с боевыми наградами. Он еще в довоенное время был призван в армию и начал службу солдатом. Во время войны за боевые отличия получил звание вахмистра, затем его направили, как имеющего среднее образование, в военное училище. В 1915 году на его погонах засияли две звездочки. Через год корнет Абхазава был произведен в поручики, а в Грузию вернулся уже штаб-ротмистром.
Абхазава очень гордился своим чином и наградами. На родине его встретили с большим почетом и назвали героем мировой войны. Его постоянно окружали многочисленные молодые почитатели, старавшиеся во всем подражать своему кумиру. Они восторгались и красивым овалом его лица, и носом с едва заметной горбинкой, и лихо закрученными кверху усами. Но беда, если кто-нибудь начинал ему перечить. В гневе он доходил до исступления, и тогда его беспечно улыбающиеся глаза становились глазами зверя, готового броситься на добычу.
Абхазава обычно ходил в гимнастерке, перетянутой белым поясом, вытканным серебром, в синих галифе с белыми кантами и в высоких лакированных сапогах со шпорами. Голову его украшала небрежно надетая фуражка с белым верхом и голубым околышем. Серебряная кавказская сабля с рукояткой в виде змеиной головы и с георгиевским темляком дополняла его наряд. А в парадной форме, со всяким серебряным шитьем и побрякушками, штаб-ротмистра 12-го уланского полка Евгения Абхазава не узнала бы и родная мать.
Жил Абхазава в гостинице «Ной» на Плехановском проспекте. Хозяин ее, Ной Сихарулидзе, очень гордился своим боевым земляком. Он открыл ему широкий кредит в своем ресторане, считавшемся одним из лучших в Тифлисе. При ресторане был прекрасный оркестр, в котором играла на рояле красивая восемнадцатилетняя француженка — мадемуазель Буш. В ответ на многообещающие улыбки очаровательной пианистки Абхазава посылал ей букеты, вкладывая в них крупные кредитки. Все это очень огорчало молодого маленького, горбатого скрипача Яшу Зильбера. Он кусал свои полные губы, откидывал дрожащей и нежной, как у женщины, рукой волосы со лба и, избегая взгляда штаб-ротмистра, смотрел голубыми печальными глазами куда-то вдаль.