— Да… Вандервельде… Вандервельде… — с благоговением, как будто про себя, произнес Карцивадзе. — Это вам не кто-нибудь! Не зря, конечно, они приехали к нам. Наше международное положение уже в ближайшие дни резко изменится.
— Событие чрезвычайной важности, — согласился с Карцивадзе Кадагишвили. — Говорят, скоро приедет и Каутский. Жордания сделал неожиданный ход. Наши большевики очень озадачены.
— Эти посещения, несомненно, мобилизуют общественное мнение Европы в нашу пользу, — высказался Платон.
Эстатэ пожал плечами:
— Мобилизация общественного мнения не принесет нам пользы, если вслед за этим не последует военная и финансовая помощь. Каково положение сегодня? Большевики, Красная Армия разгромили Деникина, Пилсудского, сбросили в море Врангеля. Азербайджан и Армения стали советскими. Положение весьма серьезное.
— Второй Интернационал заставит европейские державы оказать нам помощь, — обнадеживал собравшихся Карцивадзе.
— Сомневаюсь, — возражал Эстатэ.
— Почему?
— Да потому, что на очередном заседании Лиги наций представители Англии, Америки, Франции и других государств прямо заявили, что в случае нападения на Грузию извне ни Лига наций, ни отдельные державы, действующие под ее флагом, не смогут оказать нам помощь.
— Как же это так?.. — удивился Платон.
— Так… Грузия еще не признана независимым государством де-юре. А до этого вряд ли какая-нибудь из держав рискнет оказать нам военную или финансовую помощь.
— Так почему же, почему они медлят с этим признанием? — горячился Платон.
— Как бы не получилось по известной поговорке, — заметил снова язвительно Готуа: — Пока Павел на помощь пришел, с Петра кожу сняли.
Платон окинул его презрительным взглядом:
— Пошляк!
— Мы всегда опасались больше внешних врагов, нежели внутренних, — вмешался в разговор сенатор Качарава, один из лидеров оппозиции в меньшевистской партии. — Еще недавно наше внутреннее положение было сравнительно прочным, устойчивым… Теперь же положение изменилось: опасность грозит нам не столько со стороны внешних врагов, сколько изнутри. Нас изнуряют экономический кризис и внутриполитическая борьба.
— Да, положение внутри страны поистине катастрофическое, — согласился с Качарава Дадвадзе. — Причем к экономическому и политическому кризисам у нас прибавился еще один кризис — моральный. Государство расползается по швам. Правительство продолжает совершать ошибку за ошибкой. Конечно, теперь трудно их исправить…
— Ничем не обоснованный пессимизм, — раздраженно оборвал оппозиционера Карцивадзе.
— Я не большевик, но должен заявить, что в результате коалиции меньшевиков с феодальной знатью, буржуазией и спекулянтами от завоеваний революции остались только одни громкие фразы, — резко ответил ему Дадвадзе.
То, что Дадвадзе поставил в один ряд феодальную знать и спекулянтов, оскорбило Эстатэ, завязался ожесточенный спор. Несмотря на разногласия, все присутствующие, за исключением Карцивадзе и Годебанидзе, согласились, однако, на том, что правительство Жордания — Рамишвили привело Грузию на край гибели и должно подать в отставку.
— Без помощи Европы мы ничего не добьемся, — заявил генерал Чиджавадзе.
Мнение военного специалиста, выраженное столь категорически, повергло в уныние и тех, кто хранил еще хоть каплю надежды на спасение.
— В настоящее время, — продолжал генерал, — и среди солдат и среди офицеров преобладает враждебное отношение к нынешнему правительству. У них отсутствует не только патриотический подъем, но и элементарная готовность защищать отечество. Дезертирство приняло хронический характер. Все это усугубляется большевистской агитацией.
— Точно, — подтвердил Джибо Макашвили, только что приехавший из Ахалцыха. — Мы не могли подавить волнение в войсковых частях до тех пор, пока не расстреляли зачинщиков.
— Когда мы занимали Закаталы, — продолжал генерал Чиджавадзе, — солдаты шестого полка вместо того, чтобы выполнить приказ о наступлении, устроили митинг, стали называть красноармейцев своими братьями… Зачинщиков митинга — одиннадцать человек — мы расстреляли. Неблагополучно и в седьмом полку. Солдаты этого полка отказались воевать против Советского Азербайджана, и мы были вынуждены отвести его в Тифлис, чтобы расформировать.
Эстатэ и гости молчали, охваченные унынием. Все глядели на богато сервированный стол, но никто ни к чему не притрагивался. Из этого состояния вывел собравшихся Платон.