НАЧАЛО КОНЦА
Крот истории хорошо роет…
Правительство, охваченное страхом перед надвигавшимися событиями, усиливало с каждым днем преследования коммунистов и всех, кто выражал недовольство его политикой.
Во второй половине декабря закрыли все коммунистические газеты, опечатали помещения коммунистических организаций, шли повальные аресты. Большинство арестованных отправлялось в Кутаисскую тюрьму. И окружные и уездные тюрьмы были переполнены.
В январе 1921 года великие державы признали наконец Грузинскую республику юридически. Это долгожданное событие было отпраздновано очень пышно. Но спасти от краха власть меньшевиков ничто уже не могло.
На другой день по городу из уст в уста передавались слова Джугели, сказанные им в тесном кругу друзей:
— Мы строим государство в то время, когда партия рушится… А чем больше разрушается партия, тем больше разрушается государство…
Но верховный комиссар Франции Шевалье держался иного мнения.
«Грузия, — заявил он откровенно, — нужна Европе как естественный путь на Восток».
Меньшевистское правительство торопилось оправдать заботу великих держав о Грузии. Оно наложило арест на имущество Советской России, находившееся в Грузии. Суда, стоявшие в грузинских портах под старым и новым российскими флагами и признанные юридически собственностью Советского государства, меньшевики передали, несмотря на протесты представителя Российской Федерации, странам Антанты. Тогда же начался провокационный обстрел частей Красной Армии на азербайджано-грузинской и армяно-грузинской границах. Под диктовку Америки, Англии и Франции грузинское правительство усилило свою помощь свергнутым правительствам республик Закавказья и Северного Кавказа. Наконец, оно стало задерживать и не пропускать поезда с хлебом, посылавшиеся Советской Россией в Армению.
Центральный Комитет Коммунистической партии Грузии вынес решение начать в ночь с 11 на 12 февраля восстание. Это решение было принято в крайне тяжелых для партии условиях — тысячи коммунистов и многие руководящие работники находились в тюрьмах. Сам Центральный Комитет вынужден был действовать вне Тифлиса. Но вся внутренняя и внешняя обстановка говорила о том, что на этот раз восстание кончится победой.
Утром 12 февраля к Корнелию забежал Мито.
— Корнелий, — кричал он радостно с порога двери, — везде, везде — в Тифлисском и Горийском уездах, в Борчало, в Шулаверах, в Тианетах, в Душетах, в Цхинвалах — восстание! Уже образовался Революционный комитет. Войска переходят на нашу сторону. Солдаты не хотят идти против народа. Отряды повстанцев продвигаются к Тифлису… Вано, говорят, будет завтра-послезавтра здесь!
Город сразу стал похож на разворошенный муравейник. Поезда, отходившие в сторону Западной Грузии, заполнялись беженцами, бросавшими на произвол судьбы свои особняки, роскошно обставленные квартиры, магазины, конторы…
Опустел и дом Дата Микеладзе. Елена несколько дней тому назад уехала в Карисмерети вместе с гостившим у нее Ионой и служанкой Катей.
Еще раньше исчезли куда-то «пансионеры» Елены — Мамед Джафаров, Гулим Нагиев и Котэ Гогитидзе.
Елена долго не соглашалась уехать. Только после того, как инспектор Джанелидзе отправил в Кутаис свою жену, она не стала больше противиться настояниям Дата.
Эвакуация оказалась делом не легким. Елена увозила с собой чуть ли не полдома. Понадобилось выхлопотать отдельный товарный вагон: его предоставил в распоряжение Микеладзе министр путей сообщения.
Погрузку вагона, поданного в один из тупиков около дачного павильона вокзала, начали утром. Ученики старших классов гимназии, директором которой был Дата, с помощью дворника Гаврилы забили вагон до отказа мебелью, матрацами, подушками, бесчисленным множеством корзин, ящиков, чемоданов. К трем часам дня погрузка была закончена. Но поезд, готовый к отправлению, почему-то не отходил. Дата волновался, возмущался отсутствием дисциплины, бестолковщиной в работе железнодорожников, бегал то к начальнику станции, то к его помощнику, то к дежурному, грозил жаловаться начальнику дороги, министру, но тщетно. Уже давно стемнело, уже вспыхнули электрические фонари на перроне, замерцали огни в станционных помещениях, а поезд все еще стоял на месте…
Дата продолжал метаться по вокзалу. Кого-то просил, бранил, но ничего не помогало. Он заглянул в открытую дверь вагона и пришел в уныние от представившейся ему картины. Там, на стоявшем в углу комоде, тускло мерцала стеариновая свеча. Елена, закутавшись в пальто и шаль, сидела на матраце, устремив усталый взгляд на дремавшего Иону. Только Катя, страдавшая астмой и очень утомившаяся хлопотами и сборами к отъезду, нарушала тишину своим долгим, мучительным кашлем.