На рассвете шестого января отряд Абхазава из шестидесяти человек погрузился на бронепоезд, стоявший возле арсенала. Команда бронепоезда насчитывала тридцать солдат.
Утро было пасмурное и холодное. Город еще спал. Вокруг стояла тишина. Не спали только правители Закавказья, обеспокоенные тем, что эшелоны, подошедшие к Пойлинскому мосту, могут выгрузиться и двинуться походным порядком к Тифлису.
Из дворца вышел председатель военной секции национального совета Ной Рамишвили, всю ночь разрабатывавший с генералами план обороны города. Лицо у него было желтое, усталое, под глазами темнели синие круги.
Подняв воротник пальто, надвинув на лоб каракулевую шапку, Рамишвили заложил руки в карманы и быстрым шагом пересек проспект. Когда он поравнялся с Кашветской церковью, со стороны арсенала раздался протяжный паровозный гудок.
Бронепоезд, стоявший на железнодорожном пути перед арсеналом, отправился по приказу Рамишвили разоружать эшелоны.
Выбрасывая клубы черного дыма, которые ветер рвал и рассеивал, смешивая с серыми зимними облаками, паровоз тянул тяжелые, закованные в броню вагоны к станции Навтлуг.
Пройдя еще немного, Рамишвили остановился у дома, в котором помещался штаб Грузинского корпуса, и открыл входную дверь.
Когда бронепоезд подошел к Навтлугу, здесь стоял уже один из эшелонов, направлявшихся с Кавказского фронта на Северный Кавказ. Солдаты в тесно набитых теплушках еще спали. Только кое-где из окон высовывались головы. Несколько человек, наспех одевшись, с чайниками в руках, бегали по перрону. Группа солдат остановилась у бронепоезда. Они осматривали броню, прикрывавшую колеса вагонов, заглядывали в бойницы, улыбались, спорили:
— Такую броню пуля не пробьет!
— Пуля? Нет.
— А снаряд?
— Снаряд может… Да попробуй, попади на полном ходу!
— На полном ходу? И на полном попадают!
Солдаты не догадывались, с какой целью бронепоезд направлялся на Бакинскую линию.
Абхазава счел нецелесообразным разоружать этот эшелон под самым Тифлисом и двинул бронепоезд дальше, на триста третью версту. Но, не задержавшись там, остановился только на станции Караязы.
Соскочив на перрон, щеголяя своей безукоризненно сшитой черкеской, штаб-ротмистр гибкой походкой направился к станционному зданию. В черкесках был и весь его отряд. Милиционеры, находившиеся на перроне, вытягивались во фронт и отдавали офицеру честь. Здесь, как и всюду, Абхазава привлекал к себе общее внимание. «Вот это да! Орденов-то сколько! Герой!» — перешептывались станционные служащие.
Абхазава служил когда-то в Азербайджане. Там у него было много знакомых и друзей, в том числе командир Дикой дивизии грузинский князь полковник Магалов и доктор Рафибеков, ставший председателем Азербайджанского национального совета, в подчинении которого находились мусульманские вооруженные отряды. После установления советской власти в Баку Магалов и Рафибеков вместе с другими контрреволюционерами обосновались в Елизаветполе.
Абхазава и Андгуладзе сидели в конторе начальника станции Караязы Павлова, толстого человека с маленькими серыми глазами. Они объясняли ему, что бронепоезд прибыл в Караязы и пойдет дальше, чтобы навести порядок на Бакинской линии.
Павлов, заикаясь, докладывал:
— Банды мусульман по всему пути совершают нападения на поезда и грабят возвращающихся с фронта солдат. Ясно, что они не хотят ехать без оружия…
В окна и двери конторы заглядывали вооруженные берданками и турецкими карабинами люди в мохнатых папахах из отряда Мамеда Визирова, находившегося вместе с Абхазава и Андгуладзе в конторе начальника станции.
Заявление Павлова, называвшего мусульман грабителями и бандитами, Визирову не понравилось. Он злобно взглянул на начальника станции, но Абхазава поспешил переменить разговор:
— Солдаты эшелона, который прибудет сейчас из Кахетии, отказались выполнять приказ командующего Кавказской армией о сдаче оружия. Все это дезертиры, не желающие знать никакой власти, не подчиняющиеся никаким приказам. Этот эшелон мы разоружим здесь, в Караязах. Помните, — строго обратился он к Павлову, — что все наши приказы должны выполняться точно и беспрекословно.
Струсивший Павлов ничего не мог ответить. Он снял с головы красную фуражку и озадаченно стал тереть вспотевший лоб.
Абхазава подошел к телеграфному аппарату и сообщил в Елизаветполь, полковнику Магалову и доктору Рафибекову, о предполагающемся разоружении эшелона. Те обещали ему помочь.