— Вам хорошо известно, что в данный момент Россия не может разрешить этот вопрос.
— Это неверно. Никто из Тифлиса к Советскому правительству не обращался. Наше оружие принадлежит России.
Солдаты видели свое оружие в руках бандитов, и продал это оружие им командир вашего бронепоезда.
— Гражданин Карпов, прошу не оскорблять в моем присутствии офицера! — вспыхнул Магалов. — Еще раз предлагаю вам рассредоточить эшелоны и по одному пропускать мимо бронепоезда.
— А я предложил вашим властям другое — убрать бронепоезд в Тифлис. Почему они не сделали этого? Что нужно вам от нас? Оружие вам все равно не сдадим. Предупреждаю — продовольствие у нас на исходе, лошади падают из-за нехватки фуража. Если начнется голод, мы не сумеем сдержать солдат, тогда пеняйте на себя…
— Перестаньте нас запугивать! — прикрикнул Магалов. — Передайте солдатам, что при первом же нарушении наших требований путь перед эшелонами будет разобран, и тогда не видать вам Баку.
— А я снова повторяю: сдадим вам оружие только двух эшелонов.
Поскольку Магалов упорно стоял на своем, делегаты заявили, что окончательный ответ они дадут на следующее утро.
Магалов и Абхазава остались ждать ответа в Шамхоре. Абхазава пригласил Магалова и его офицеров на ужин, приготовленный в бронепоезде.
Белогорский, Карпов, Круглов, Натошвили, Махатадзе, Арутюнов и бакинский рабочий Авшаров делали все возможное, чтобы предотвратить вооруженное столкновение и ускорить отправку эшелонов на север. Они знали, что на Северном Кавказе разгорелась гражданская война, что туда нужно было быстро перебросить подкрепления, артиллерию и пулеметы. Однако разоружение эшелонов лишало их этой возможности.
Вечерело. Поезд мчал их по азербайджанской степи. Сидя в вагоне, Карпов неподвижно, словно окаменев, смотрел в сторону Шамхора. «Если завтра они задумают разоружать более двух эшелонов, — думал он, — то спор придется решать оружием».
Размышления его прервал паровозный гудок.
— Черт подери этих негодяев! — раздраженно воскликнул Белогорский. — Видимо, с ними не договоришься. Чистейшие контрреволюционеры! Придется расчищать путь силой.
Белогорский снял фуражку и пригладил рукой мягкие русые волосы. Стоявшая на столике свеча освещала небритое лицо, впалые щеки и высокий лоб.
Карпов повернулся к товарищу. Его красное, обветренное лицо бороздили глубокие морщины. Бывший студент-революционер, потерявший здоровье в тюрьме, суровый и беспощадный к врагам революции, Карпов был добрым и отзывчивым товарищем. Безрассудно храбрый в бою, он умел, если того требовало дело, быть в самый критический момент сдержанным и невозмутимым, и только усмешка на крепко сжатых губах выдавала тогда его волнение.
— Мне кажется, — сказал он, — мы преувеличиваем роль бронепоезда.
— Да, но если наши орудия будут стоять в бездействии на платформах, то он может нанести нам большой урон. Одними пулеметами и винтовками с ним не справиться, — возразил ему полный, приземистый Круглов.
— Снять орудия с платформ — дело недолгое, — заметил Карпов и взглянул на сидевшего рядом с ним молодого смуглого артиллерийского офицера Петре Натошвили.
— О чем говорить, — согласился артиллерист с Карповым. — Нужно только вовремя разобрать путь, чтобы лишить бронепоезд возможности маневрировать.
— У Магалова и Рафибекова, должно быть, нет артиллерии, — сказал Вано Махатадзе, которого часто принимали за русского: у него был вздернутый нос, серо-голубые глаза и веснушчатое лицо. Тифлисский комитет большевиков послал его для работы среди солдат, возвращавшихся с фронта.
— Нет, артиллерия у них есть, — возразил тихо Натошвили.
— Откуда ты знаешь? — спросил Махатадзе.
— Сегодня в Шамхоре я мельком видел капитана Гигаури и еще двух артиллеристов, моих школьных товарищей — Сандро Хотивари и Миха Мачавариани. Должно быть, они приехали из Тифлиса, чтобы на месте сформировать батарею, — в Елизаветполе есть орудия.
— Значит, надо пустить в ход как можно скорее нашу артиллерию, — заметил Карпов. — Артиллерийский эшелон, — продолжал он, — поставить подальше от станции на тот случай, чтобы успеть выгрузить орудия, если положение осложнится. Этим делом придется заняться тебе, Петя, — обратился он к Натошвили.
— Слушаю!
Предложение Карпова было одобрено. Решили созвать митинг, объяснить солдатам создавшееся положение и заручиться их согласием на разоружение двух эшелонов.