…Эскадроны поравнялись с окнами дворца. Продолжать беседу стало невозможно. Впереди каждого эскадрона — песенники. Кони шли резвой рысью. Всадники, взявшись за руки, ехали, стоя на седлах, с пением, свистом, гиканьем.
Время шло. Буря событий рушила основы порядка, установленного в Закавказье наместником и представителями Временного правительства.
В Тифлисе скопилось большое количество войск. Резервы, направлявшиеся на фронт, и части, возвращавшиеся с фронта, — все перемешалось. Улицы, сады и площади пестрели серыми солдатскими шинелями.
Был холодный весенний вечер. У дворца собралось много солдат. «Опять митинг», — подумал проходивший по проспекту Корнелий. В те дни митинги возникали на каждом шагу. Он подошел поближе. У подъезда стоял большой легковой автомобиль. Вскоре из дворца вышел наместник. Назначенный Временным правительством верховным главнокомандующим, он уезжал в Россию. На нем была стального цвета шинель, на плечах красный башлык. Солдаты окружили машину.
— Скажите им что-нибудь на прощание, — шепнул наместнику генерал Пржевальский.
Николай Николаевич поднялся в автомобиле во весь свой гигантский рост, снял дрожащей рукой серую папаху, откашлялся и заговорил хриплым голосом:
— Солдаты! Дисциплина и порядок — залог нашей победы. Особенно это важно здесь, на Кавказе, так как Кавказ — театр военных действий. Я убежден, что успешно начатое нашими войсками наступление в Персии закончится блестящей победой!
Переполненная людьми площадь перед дворцом походила на волнующееся море. Задние ряды напирали на передние. Людские волны грозили захлестнуть, словно утлое суденышко, автомобиль наместника. Солдаты, стоявшие близко к машине, упирались в нее руками.
Когда волнение стихло, великий князь продолжал:
— Солдаты! Среди вас шныряют провокаторы, они подбивают честных воинов бросить фронт и отдать родину на растерзание врагу. Не верьте этим людям, это вражеские агенты и шпионы, это изменники родины.
Из толпы послышались возгласы:
— Нет, они не вражеские агенты!
— Они не изменники!
Отдельные выкрики слились в грозный гул. Великий князь нервничал, голос его срывался, но он старался сохранить уверенный тон своей речи.
— Солдаты революции! Не забывайте ни на минуту, что прекратить войну — значит признать себя побежденными, опозорить, погубить Россию. Жестокий враг обратит наши города и села в пепел, разорит ваши очаги, превратит вас в рабов. Вы должны с полным спокойствием относиться к происходящим сейчас событиям. Учредительное собрание, избранное народом, решит вопрос о власти. Твердо надейтесь и верьте, что Россию ждет великое будущее. Мы победим!
Из толпы раздались громкие, четкие возгласы:
— Кто это «мы»?.. Обойдемся без вас!.. Народ и революционная армия — вот кто защитит Россию!
— Долой палачей народа! Будет вам царствовать!
Наместник понял, что речь не достигла цели. Почва уходила у него из-под ног. Он видел перед собой только озлобленные лица, слышал угрозы и грубую брань.
Чтобы лучше видеть, что происходит, Корнелий ухватился за дерево и взобрался на площадку перед дворцом. Теперь он был совсем близко от наместника, который стоял в автомобиле бледный, с застывшим в глазах испугом.
Солдаты напирали на машину. Один из них схватил наместника за полу шинели. Тогда он поспешил сесть. Рядом с ним заняли места Пржевальский и начальник штаба Кавказского фронта генерал Лебединский. Прорвав кольцо солдат, машина помчалась, провожаемая руганью и свистом.
Солдаты долго еще не расходились. Разбившись на группы, они стояли перед дворцом и горячо спорили.
«Как быстро все переменилось! — думал Корнелий. — Много ли времени прошло с тех пор, как Тифлис торжественно встречал нового наместника, а сегодня…»
Корнелию припомнилась картина недавней встречи великого князя.
Весь город принял праздничный вид. Окна и балконы украсились флагами, коврами, цветами, гирляндами зелени. На пути от вокзала до дворца высились триумфальные арки с надписью: «Добро пожаловать!». Шпалерами выстроились войска, учащиеся, чиновники, граждане. Преподаватели гимназии стояли со своими классами в мундирах, украшенных орденами, при шпагах, взволнованно оправляя руками в белых перчатках черные бархатные треуголки.
По сигналу ряды выровнялись. Оркестр заиграл «Боже, царя храни». Галопом проскакал эскорт — казачья сотня в красных черкесках. За нею, в сопровождении свиты, на сером арабском жеребце, в серой черкеске, следовал сам Николай Николаевич Романов. Гремели оркестры. Перекатывалось мощное «ура».