Прошло не больше часа. Вдруг собака, спавшая на балконе, громко залаяла, и в дверь кто-то постучался. Супруги проснулись в страхе. «Уж не турки ли ворвались в город?» — подумала Вардо. Эстатэ же так перепугался, что не мог ни встать, ни сказать что-либо.
Стук повторился. Эстатэ совсем потерялся, лежал, будто парализованный.
Вардо соскочила с кровати, накинула на плечи шаль и подошла к двери.
— Кто там? — спросила она.
— Я, — раздался глухой голос.
— Джибо!.. — крикнула Вардо мужу.
Эстатэ быстро оделся и прошел в столовую, куда уже вбежали встревоженные неурочным стуком Нино и няня Саломэ. Они с удивлением смотрели на Джибо — почти все лицо его было закрыто башлыком.
— Что случилось? — спросил брата Эстатэ.
— Батум пал…
— Как это так? — едва сдерживая рыдания, выкрикнул Эстатэ.
— А чего же лучшего можно ждать от правительства Жордания, Гегечкори и Рамишвили… — махнул рукой Джибо.
— Да расскажи толком, как это произошло? — обратилась к нему Вардо.
— Не спрашивайте, не заставляйте ничего рассказывать… Позор, позор и позор! Только и могу сказать, — произнес он и, сняв шинель, поспешил умыться. Вся одежда его была в грязи и разодрана, точно он только что участвовал в атаке и напоролся на проволочное заграждение.
— На кого ты похож! Где это так тебя? — снова спросила Вардо.
— Мама, погоди, пусть дядя успокоится, придет в себя, — пожалела дядю Нино.
— Башлык почему не снимаешь? — протянул Эстатэ.
— Не снимаю потому, что вот что стало со мной, — ответил Джибо и слегка оттянул башлык.
Лицо у него распухло и горело от многочисленных ссадин и царапин. Глаза налились кровью. Он несколько раз вымыл мылом руки, затем осторожно протер глаза.
— Господи, что же это с тобой приключилось? — с беспокойством спрашивала Вардо.
— Да, да, кто мог бы подумать, что оборона Батума кончится так позорно… — качал сокрушенно головой Эстатэ.
— Ты все свое твердишь, удивляешься. А удивляться тут нечему. Скажи, пожалуйста: кто должен был сражаться, кто должен был воевать? Многие воинские части ушли во главе с комитетами еще до наступления турок, как только услышали о мире с Германией: заявили, что им здесь нечего делать, раз закавказская власть отказалась признать советское правительство, что они должны идти защищать революцию…
— Да, господа меньшевики только теперь спохватились, только теперь начали осознавать свои ошибки, — заметил Эстатэ.
— Я видел на станции Самтреди Ноя Жордания, — стал рассказывать Джибо. — Он прибыл туда из Тифлиса и имел возможность собственными глазами любоваться «завоеваниями революции». Рядом с ним стояли начальник штаба Кавказской армии генерал Лебединский и штабные офицеры. Ах, этот проклятый городишко Самтреди! Никогда не забуду, что там творилось.
— А что же там творилось? — заинтересовалась Вардо.
— Ужас! Из Батума непрерывно подходили поезда, переполненные беженцами. На крышах, на ступеньках — всюду люди… Нет, нет… не спрашивайте!.. Не хочу даже вспоминать, — безнадежно махнул рукой Джибо.
— А все же — какие меры принимались вами, чтобы удержать Батум? — допытывался Эстатэ.
— Какие меры могли принять мы? Бесполезно… Стихия!..
Вардо сняла с деверя башлык и произнесла:
— Ой, как же ты изуродован! Что с тобой произошло?
— В овраг свалился, — ответил Джибо. — Сейчас узнаете, как это случилось, — и он принялся за ужин. — Десятого марта, — начал свой рассказ Джибо, — мы заняли выгодные позиции под Чаквой, на вершине горы, с окопами, расположенными полукругом. Я заранее предупредил солдат и офицеров, что если турки выбьют нас отсюда, то батумский гарнизон окажется отрезанным и отступать ему будет некуда. Перед нами высились Аджаро-Гурийские горы. Позади простиралось море. Наступил вечер. На станции Чаква и на берегу замерцали огни. Волнение на море усилилось. Черные тучи заволокли небо. Уже в эту ночь я понял, что защищать Батум — безнадежное дело.
— Это почему же? — раздраженно спросил Эстатэ.
— А вот почему. Никто не позаботился произвести разведку. Никто толком не знал, где турки, сколько их. Откуда они готовятся нанести нам удар? Каждую минуту можно было ожидать внезапного нападения. Сформированные же наспех отряды добровольцев были плохо обучены и ненадежны. Еще до рассвета на склонах гор перед нами началась стрельба. Несмотря на мое предупреждение, мои добровольцы тоже открыли огонь…