Не успели они достигнуть сторожки, как подул ветер и пошел мелкий косой дождь. Сразу стало темно. В тумане уже нельзя было разобрать ничего…
Их встретил дорожный сторож — Дмитрий Егоров. Он помог им закатить двуколку под навес, а лошадь отвел в конюшню. Они поднялись на балкон. В одной из комнат сторожки раньше жили солдаты. Здесь же находилось и караульное помещение.
Сторож затопил железную печь. Корнелий и его товарищи сложили на нары свои вещевые мешки и винтовки. В комнате собрались смуглые, точно арабы, крестьяне, бежавшие из Джавахетии. Они сообщили солдатам, что батарея остановилась в селе Хизабавра, рассказали о наступлении турок, но подробности излагали каждый по-своему. Из их слов несомненно было одно — турки уже заняли Ахалцых, Ахалкалаки, всюду безжалостно истребляют население, грабят крестьянское добро.
Беженцы с надеждой глядели на солдат, отправлявшихся защищать их деревни. Они вынули хлеб и сыр. Солдаты предложили им чай и сахар. Хозяин сторожки мигом вскипятил воду для чая и, предвкушая удовольствие, щурил свои голубые глаза, глядевшие из-под густых светлых бровей. Это был высокий, худощавый, но широкоплечий мужчина. На кем была шерстяная джавахетская куртка и каламани. По совету сторожа солдаты решили переждать у него непогоду.
Егоров выпил пять кружек чаю и принялся рассказывать — он прекрасно владел грузинским языком, — как во время войны через перевал проходили русские войска, направлявшиеся в Турцию. Своим внешним видом сторож больше походил на горца, чем на жителя равнины. Он был страстным охотником, привык бродить по горам и лесам, и горы наложили на него свой отпечаток.
Железная печка раскалилась докрасна. На дворе было холодно и темно. Сторожка в Цхра-Цкаро стояла на высоте 2400 метров. После Гудаурского перевала на Военно-Грузинской дороге Цхра-Цкаро — самый высокий перевал не только на Кавказе, но и в Европе.
Егоров взглянул в окно и улыбнулся.
— Скоро прояснится, — заметил он.
Солдаты недоумевали, по каким признакам определяет погоду этот живой барометр. Вскоре туман действительно рассеялся, и вокруг все прояснилось.
Корнелий вышел на балкон. За ним последовали его друзья. Облака, сквозь которые уже светило солнце, сгрудились над вершинами гор. Туман густыми космами опускался на землю и растекался по расселинам, ущельям и пропастям. Солнце зажгло края белых облаков багровым заревом.
На фоне лазурного горизонта, над облаками, высились вершины Ушбы, Эльбруса, Дихтау, Казбека, Борбало. Но солдатам казалось, что перевал Цхра-Цкаро, с которого они любовались величественной картиной природы, — самый высокий.
Когда туман окончательно рассеялся, стали видны и ближайшие горы: Санисло, Кодиани, Гвиргвина, деревни Бакуриан и Цихисджвари, а ниже синело покрытое лесами Боржомское ущелье.
— Подумать только, куда мы забрались! — восторженно воскликнул Корнелий. — Взгляните: разве эти вершины не напоминают вам сказочных богатырей в блестящих шлемах? Сколько веков уже стерегут они царство тишины, которую здесь только иногда нарушает своим клекотом горный орел.
Они неподвижно стояли, зачарованные неповторимой по своей красоте картиной.
— Господи, спаси Грузию от турок! — благоговейно произнес Петре Цхомелидзе.
На другой день Корнелий, Петре, Сандро и Джвебе выехали из Цхра-Цкаро в село Хизабавра. Утро было солнечное, но дул холодный ветер. Снова взору открылись склоны гор, покрытые густой росистой травой, в которой пестрели альпийские цветы.
Начался спуск. Сандро вел лошадь рысью и напевал: «Журча, бежал ручей в горах…» Солнце начало пригревать. Дорогу то и дело перелетали синички. В небе звенела песня жаворонка. Стремительно взлетев ввысь, он складывал крылья и, точно подстреленный, летел камнем к земле, а затем, вдруг остановившись на мгновение в воздухе, снова взмывал в голубое небо.
Песня жаворонка доносилась, как звон колокольчика, из бескрайних просторов неба.
вспомнил с улыбкой Корнелий стихотворение, заученное еще в детстве. Душа его до краев была переполнена восторгом и счастьем, рожденными величием горной природы и какой-то первозданной чистотой утра…