Впереди все заволокло белым дымом и пылью.
— Огонь! Огонь! — кричал Бережиани, и наводчики, быстро поворачивая дула орудий, встречали врага перекрестным и веерообразным огнем.
Турки, атаковавшие батарею, отхлынули. Но вскоре они возобновили бешеную стрельбу; все больше и больше скапливалось их в овраге перед батареей…
К этому времени из Варевани и Тамалы подоспели Корнелий и его друзья. Перед их двуколкой в качестве проводника шагал крепко сложенный, чернобородый армянский священник, перепоясанный несколькими патронташами. Полы его рясы были заткнуты за пояс. Он размахивал винтовкой и заклинал добровольцев, дрогнувших под натиском турок, вернуться на поле боя.
Беглецы стали понемногу возвращаться и примыкать к небольшому отряду, впереди которого шел храбрый священник. Перепрыгнув через садовую изгородь, они побежали по склону горы. Плечом к плечу с хизабаврцами сражался и молодой священник грузин.
На улицах, около домов, Корнелий увидел фургоны, двуколки и зарядные ящики. Возле них суетились вооруженные солдаты. Здесь же на сене лежал раненный в плечо фейерверкер Коста Гварамадзе. Пересилив боль, он улыбнулся товарищам. К санитарному пункту подносили раненых. С горы спускался рослый крестьянин из Хизабавра, раненный в голову. Он шел так спокойно, так неторопливо, словно возвращался с работы домой. Пропитанная кровью стягивавшая голову повязка алела, точно полевой мак.
Корнелий остановился и с безмолвным почтением проводил взглядом медленно шагавшего хизабаврца. Затем он резким движением повернулся, догнал товарищей, и все они быстро побежали к наблюдательному пункту — доложить капитану о своем прибытии.
Капитан Алексидзе, поручик Двали, телефонисты и связные находились около телефонного аппарата. Тут же коновод держал наготове офицерских лошадей.
— Где вы пропадали? Сейчас же на батарею! — крикнул Алексидзе и, отвернувшись, стал разглядывать в бинокль поле боя.
Корнелий, Сандро, Петре и Джвебе бросились бегом к Тамальской возвышенности.
Турки снова перешли в атаку. Батарея вела яростный огонь картечью. Все смешалось — беспрерывный грохот орудий, визг шрапнельных стаканов, разрывавшихся у самых орудийных дул, и шрапнельных пуль, ружейные выстрелы, людские крики, дым и пыль… Отхлынув, турки опять залегли в овраге.
Григорий увидел своих друзей, когда они, согнувшись и втянув головы в плечи, перебегали поле. Обрадовавшись им, он поднял руку с таким видом, словно он сам командовал батареей, но тут же передал трубку поручику Бережиани, которого вызывал к телефону Алексидзе.
— Слушаю! — ответил в трубку Бережиани. Потом, хромая, отошел к дубу и громко скомандовал: — Отбой! Ездовым и разведчикам спешиться!
На Тамальской возвышенности все пришло в движение. Из деревни бежали вооруженные разведчики и ездовые.
— Где поручик Зауташвили? — кричал Бережиани, прислонившись плечом к дубу. — Позвать поручика Зауташвили!
— Идет, — ответил Григорий и, сунув телефонную трубку в руку другому телефонисту, присоединился вместе с Како Бакрадзе к отряду, приготовившемуся идти в контратаку.
На батарею поднялся командир роты поручик Зауташвили — коренастый человек в старом френче и солдатских сапогах. Его давно не бритое лицо, поросшее серой щетиной, казалось грязным, и от этого на нем еще резче выделялись налившиеся кровью глаза. По всему было видно, что он явился из самой гущи боя.
Бережиани передал ему приказание Алексидзе.
— Присоедините к своей роте ездовых и разведчиков из батареи. Подпустите турок поближе, а затем в штыки! В случае успеха преследуйте противника до Аспиндзы.
Зауташвили стоял навытяжку, как солдат. Выслушав приказание, он приложил руку к козырьку.
— Слушаю, господин поручик, — и, повернувшись кругом, так громко стукнул каблуками солдатских сапог, словно у него в ногах разорвалась граната.
Зауташвили подошел к артиллеристам, выделенным для контратаки. Отряд состоял из сорока шести человек — ездовых, разведчиков и телефонистов. Рота Зауташвили насчитывала теперь вместе с артиллеристами до ста двадцати человек. Этими силами капитан Алексидзе решил выправить тяжелое положение на левом фланге.
Понеся значительные потери от картечного огня, турки притихли. Зауташвили развернул свой отряд и занял подковообразную позицию на склоне горы. Он прикрыл батарею с северо-запада, откуда после прорыва на левом фланге наступали аскеры. Полк капитана Болквадзе продолжал держаться.
С правого фланга доносилась редкая перестрелка. Алексидзе перебросил в помощь отряду двести только что прибывших добровольцев джавахетцев.