С последней надеждой огляделся, но не увидел ничего, кроме высокой травы… Зеленая ящерица перебежала через его грудь и, задев хвостом подбородок, скользнула по шее, словно холодная струйка воды, на землю. Зной стал еще сильнее…
Возвращаясь в Тамалу, Корнелий, Петре и Ладо наткнулись на Григория, лежавшего все в том же положении.
Опустившись на колени, Петре взял лежавшего друга за руку.
— Убит! — в ужасе вскрикнул он и закрыл лицо руками.
— Подожди, подожди, может быть, жив, — стал успокаивать его Ладо.
Корнелий поднял голову Григория, стал трясти ее и звать друга так, как его звали в школе:
— Гоги! Гоги! Гоги!..
Григорий чуть-чуть приоткрыл помутневшие глаза, безмолвно взглянул на Корнелия и сейчас же снова закрыл их.
Ладо прикоснулся к раненой ноге товарища. Григорий вздрогнул, словно ток пробежал по его телу, из груди его вырвался едва слышный стон. Он еще раз попытался приоткрыть глаза, но веки открылись лишь настолько, чтобы показать узкую полоску глазного яблока, уже затуманенного дыханием смерти.
— Отнесем его в Тамалу, — крикнул глухо Корнелий.
— На руках нельзя… — заметил Ладо.
Подошедший к ним Гелашвили сбегал в лес, нарубил веток. Из них сделали двое носилок, на которых и снесли мертвого Како и Григория, находившегося в бессознательном состоянии, в Тамалу на санитарный пункт.
Григория внесли в глинобитный дом, в котором помещался перевязочный пункт. Врач Ишхнели, низенький, полный человек, распорядился переложить раненого с носилок на стол. Фельдшер Епифан Урушадзе и сестра милосердия Ольга Церетели раздели его и обмыли тело спиртом.
Ишхнели осмотрел прежде всего рану в груди. Пуля, прошедшая между седьмым и шестым ребрами, оставила на груди красное пятнышко, обведенное лиловым кругом. Затем хирург приступил к осмотру ноги раненого. Он прикоснулся к раздробленной кости. Григорий застонал, заметался, но его крепко держали фельдшера и санитары.
Корнелию стало плохо. Он вышел во двор и, прислонившись к стене, заплакал.
Из дома доносились душераздирающие крики.
— Не выживет, пожалуй… — тихо переговаривались солдаты.
Ишхнели наложил на рану вату, пропитанную йодом, перевязал ногу и положил в лубки.
К санитарному пункту подошел капитан Алексидзе.
— Умер, что ли?.. — спросил он Корнелия.
— Нет пока…
— А чего ты расхныкался?
Он вошел в дом и остановился около Цагуришвили.
— Если б рана была немного ниже, — объяснял доктор Ишхнели капитану, — я бы ампутировал ногу. А сейчас, право, не знаю, как быть…
Капитан взглянул на бледное, как воск, лицо Григория.
— Спит, бедняга, — проговорил он сочувственно. — После Бакрадзе и Тварелидзе это уже третий. И, как назло, все трое студенты! А этот еще и поэт…
— Ну ладно, — сказал Ишхнели, — пойдемте. А ты, — обратился он к фельдшеру, — останься.
Выйдя во двор, Алексидзе начал жаловаться врачу:
— Снарядов совсем почти не осталось. Переночуем в Тамале, а завтра, должно быть, придется отвести батарею в Варевани. Ничего не поделаешь…
Ночью грузинский и армянский пехотные полки оставили, по предложению Алексидзе, Аспиндзу и отступили на старые позиции в Тамалу. Батарея двинулась к Варевани. Крестьяне с недоумением и недовольством смотрели на отступавшие войска.
Григория уложили в санитарную двуколку. В фургоне разместились легкораненые: поручик Бережиани — он сам себе перевязал во время боя рану — и фейерверкер Гварамадзе. Трупы ездового Отара Тварелидзе, телефониста Како Бакрадзе и еще нескольких солдат везли на арбах.
Батарея прибыла в Варевани ночью и расположилась на деревенской площади.
Григорий лежал в двуколке с брезентовым верхом. Он сильно осунулся, глаза ввалились. Уставившись в одну точку, он мигал длинными ресницами и поминутно облизывал потрескавшиеся от жара губы. Забинтованная и взятая в лубки нога была прикрыта солдатским одеялом.
— Гоги, узнаешь меня? — спросил его Корнелий.
— Узнаю, — слабым голосом ответил Григорий. Он взглянул на друга и сейчас же опять устремил свой взгляд куда-то вдаль.
Друзья с трудом разобрали слова, которые Григорий произносил шепотом.
— Где мы? — спросил он Корнелия.
— В Варевани.
— Отступили?..
— Нет, мы взяли Аспиндзу. В Варевани мы поднялись по приказу командира, — объяснил ему Корнелий.
— Знаю. Еще лучше было бы стоять в Бакуриане, там совсем безопасно… Умные вы все вместе с вашим командиром… Смерти испугались?..