Разведчики подъехали к офицерам и сообщили, кем и куда посланы.
По совету подпоручика они свернули с шоссейной дороги в поле и поехали по направлению к Ахалкалаки.
Уже начинало темнеть. Ехали шагом. То и дело озирались по сторонам.
Сандро взглянул в бинокль.
— Ахалкалаки! — крикнул он. — Крепость вижу! Осторожней, не сбивайтесь в кучу… Кажется, заметили нас… Стреляют. Слышите, пуля…
В самом деле — послышался свист пуль. Лошадь Сандро встала на дыбы. Разведчики свернули к подножию горы, к ущелью, и стали пробираться по берегу горной речки. Потом опять выбрались на шоссе и поехали обратно.
Донесение разведчиков Алексидзе выслушал с видимым волнением. Он выставил на ночь вокруг батареи усиленные посты. Запретил разводить костры и курить. Между батареей и командным пунктом пехотной роты протянули телефонную линию, в палатке около батареи был оставлен дежурный офицер.
Ночь прошла в тревожном ожидании. Турки вперед как будто не продвинулись. Но всю ночь из Ахалкалаки по шоссе и проселкам шли из окружных деревень толпы беженцев, скрипели груженные домашним скарбом фургоны и арбы, вздымали пыль отары овец, стада коров.
Весь этот поток катился к Бакуриану.
Вскоре туда же направилась и батарея Алексидзе.
ЗА ПЕРЕВАЛОМ
Сколько бы ты ни читала газеты и ни рисовала в своем воображении вторжение неприятеля, ты не можешь представить, что это такое.
Дорога была забита людьми, тысячами фургонов и арб, несметным количеством лошадей, овец, коров и быков. Батарея продвигалась с трудом, простаивала часами в пути.
День был пасмурный. Крестьяне понуро шли за арбами, перекрытыми коврами, где сидели женщины и дети. Детский плач смешивался со скрипом колес, с мычанием коров, с блеянием коз и овец. Отовсюду неслись окрики на грузинском и армянском языках:
— Георгий!.. Нино!.. Арам!.. Рехан!..
Вся эта масса людей, снявшихся с насиженных мест, вместе со своим скарбом устремилась, точно полноводная река, к перевалу Цхра-Цкаро. Но когда люди уже подошли к самой высокой точке плато, появившиеся откуда-то громады туч закрыли солнце, заволокли все ущелья и ложбины, окутали верхушки гор. Тучи, словно несметные полчища сказочных воинов, двигались со всех сторон на штурм перевала.
Где-то далеко, за еле видневшимися горными хребтами, сверкнула молния. Крестьяне стали креститься. Затем послышались, пока еще далекие, глухие раскаты грома. Конь Корнелия задрожал. Все окуталось свинцовым туманом. Стало темно. Ничего нельзя было различить в двух шагах.
Упали первые крупные капли дождя. Налетел ветер, сверкнула молния, и мгновенно раздался потрясающий раскат грома. Ослепительные молнии огненными стрелами вонзались в вершины гор. Залпы тысячи орудий не могли бы сравниться с громовыми раскатами, которые сотрясали воздух. Обезумев от страха, животные метались во все стороны. Дождь пошел сплошной стеной.
Промокшие насквозь люди тщетно искали на высоком, голом, безлесном перевале места, где можно было бы укрыться от ливня и крупного града. Лезли под арбы, под фургоны. Много скота было поранено градом, у некоторых животных из ушей сочилась кровь. Корнелий спрыгнул с лошади, снял шинель и накинул на голову.
Буря бушевала долго. Потом тучи стали быстро расходиться. Ветер стих. Небо начало проясняться.
Беженцы и солдаты поднялись. Опять послышались крики женщин и детей. Снова все двинулись в путь.
Откуда-то слева от дороги донесся детский плач: в маленькой пещере лежала женщина. И роженицу и завернутого в тряпье ребенка положили на арбу.
В горести и тоске спускались беженцы с перевала. Позади остались родные просторы, родные деревни — Кондура, Карцахи, Саро, Хизабавра, Баралети, Котелия, Варевани. На разорение обрекались поля, сады, вся богатая, плодородная Джавахетия.
Женщины проливали горючие слезы. Старики вспоминали минувшие времена, когда джавахетцам, точно так же как сейчас, приходилось бросать свои очаги, уходить далеко от них. Жалуясь на свою горькую судьбу, они проклинали турок, разорявших, опустошавших из века в век грузинские земли, приносивших с собой неизбывное горе…
Над станцией Бакуриан развевался флаг с черным орлом. По перрону слонялись немецкие солдаты.
— Откуда они взялись? — спросил Гига Хуцишвили Корнелия.
— Ничего не понимаю, — пожав в недоумении плечами, ответил тот.
Группа немцев толпилась у водокачки. Оголившись по пояс, они умывались ледяной водой, бившей широкой струей из крана. Корнелий подошел к ним.