— Здравствуй, приятель, — обратился он по-немецки к одному из солдат. — Давно из Германии?
— Недавно, — улыбнулся немец, обнажив белые зубы.
Немец врал. Он давно уже находился в Грузии, в составе батальона, который еще до прибытия немецких войск был сформирован из пленных немецких солдат, находившихся в Грузии, и жителей немецких колоний, основанных в Закавказье еще в прошлом столетии.
Одна рота этого батальона была послана в Боржом.
Корнелий и его друзья удивленно поглядывали на немецкий флаг, развевавшийся над станцией.
— Вот уж действительно — из огня да в полымя! — воскликнул Корнелий. — Воевали с турками, а попали в плен к немцам!
— Зачем так говоришь? — остановил его Сандро. — Ведь немцы пришли к нам как союзники, помогают нам, защищают Грузию от турок.
— Скоро мы узнаем, во что обойдется народу эта помощь, — заметил Мито Чикваидзе. — В выигрыше пока только наши правители, а для народа одно горе сменяется другим. Спасая свою шкуру, они втянут нас еще в войну с Советской Россией…
Для артиллеристов в Боржоме снова наступила скучная, однообразная казарменная жизнь. Смерть Григория явилась первым по-настоящему большим горем Корнелия. Желая заглушить его, он занялся чтением книг и приведением в порядок записей в своем военном дневнике, писал патриотические стихи, возмущаясь тем, что, понеся напрасные жертвы, Грузия все же оказалась подчиненной чужеземцам.
Немецкие солдаты толпами разгуливали по боржомскому парку и городу. Немецкие патрули расхаживали по улицам, грубо останавливали солдат, проверяя документы, задерживали не подчинявшихся их требованиям.
После оккупации Грузии германскими войсками отношения между грузинскими солдатами и офицерами сильно обострились. Офицерство оказывало поддержку правительству, считавшему Германию избавительницей Грузии не только от турецкого нашествия, но и от революции. Студенты-добровольцы и солдаты, побывавшие на Западном фронте, с затаенной злобой слушали офицеров, мечтавших о возвращении старого порядка.
Спустя некоторое время Боржомский комитет большевиков созвал в парке митинг. Председательствовал на митинге солдат-фронтовик Тедо Метонидзе. Первое слово взял Мито Чикваидзе.
— Товарищи, — говорил он, — трудящиеся Грузии, все честные люди хорошо понимают предательскую роль нынешних правителей. Вместо того, чтобы признать власть Совета Народных Комиссаров во главе с Лениным, установить связь с возвращающейся в Россию революционной Кавказской армией и опереться на нее, они порвали с Советской Россией, организовали под Шамхором злодейское нападение на воинские эшелоны, направлявшиеся на Северный Кавказ, они расстреляли митинг в Александровском саду в Тифлисе, они топят в крови крестьянские восстания, громят большевистские организации, закрывают наши газеты. Они осуждают Советскую Россию за Брестский мирный договор с Германией, Австро-Венгрией и Турцией, а сами заключили позорнейший договор с турками. Вопли о патриотизме, о защите родины нужны им для того, чтобы обманывать народ, отвлекать его от революционной борьбы. Они обделывают под национальным знаменем свои грязные дела, сговариваются с врагами революции, с германскими генералами и с турецкими пашами.
Вы поверили патриотическим речам этих обманщиков, вступили добровольцами в национальные войска. Вы думали, что защищали родину, а что же получилось на деле? Вы воевали, проливали кровь, а правительство Жордания совершило за вашей спиной еще одно гнусное предательство. Вслед за турками в Грузии появились немцы в качестве якобы наших союзников. На самом же деле они союзники меньшевистских правителей, пресмыкающихся перед кайзеровской Германией, Об этом громко говорят и офицеры нашей батареи. А есть и такие, которые согласны, чтобы в Грузии царствовал один из германских принцев. Они готовы признать своим царем кого угодно, лишь бы им жилось хорошо, как в старое время.
Командир батареи и офицеры стояли на балконе штаба и с возмущением слушали Мито Чикваидзе.
— Вызвать дежурную часть и разогнать митинг, — процедил сквозь зубы, побледнев от злости, Алексидзе.
— Какую дежурную часть? Ведь на митинге солдаты всего гарнизона, — заметил поручик Бережиани.
— Вызовите народную гвардию или немцев, — настаивал на своем Алексидзе.
— Мы не имеем на это права без согласия начальника Ахалцыхо-Ахалкалакского фронта, — разъяснил Бережиани.
— О каком фронте вы говорите? — махнул рукой поручик Двали. — Никакого фронта уже нет!