Напротив духана и лавки стоял просторный, крытый дранью навес для фаэтонов и дилижансов.
Корнелий зашел в духан и стал торопить кучера. Старик крестьянин, ехавший в дилижансе, успел уже рассказать пассажирам о Корнелии и его родных, и когда он появился в духане, тамада поднял стакан за его здоровье.
Корнелий поблагодарил, выпил и уговорил пассажиров продолжать путь.
— А то поздно будет, до ночи не доедем, — сказал он.
Пассажиры направились к дилижансу и торопливо начали занимать свои места. Только несколько человек и возница никак не могли оторваться от прилавка, уставленного свежей рыбой и бутылками с вином.
Не дожидаясь кучера и задержавшихся с ним пассажиров, Корнелий погнал лошадей к парому. Лишь тогда оставшиеся выбежали из духана и бросились вдогонку за дилижансом. Дилижанс поставили на паром и переправились через реку. От имения Ананова дорога километров десять тянулась прямой линией по опушке леса, а дальше — по холмистой долине, славившейся своими виноградниками.
Солнце уже близилось к закату, когда у полуразрушенной сторожки Корнелий сошел с дилижанса. Его спутники тепло попрощались с ним.
— Будь здоров, сынок, дай бог тебе всякой удачи! — пожелал ему старик крестьянин. — За разговор твой спасибо, совсем незаметно дорога прошла.
КАРИСМЕРЕТИ
На войну охотно тот идет.
Кого боевой конь везет,
Радостно возвращается тот,
Кого красавица жена ждет.
Свернув в сторону от шоссе, Корнелий прошел мимо усадьбы уже давно поселившегося в этих краях француза-агронома Тьебо и проселком спустился к речке. Вдоль берега тянулись кукурузные поля. На противоположном, высоком берегу, сейчас же за гранатовой рощицей, раскинулась деревня. Во дворах Корнелий увидел небольшие стога соломы, сложенные между расходящимися ветвями деревьев. В зареве заката, алевшего за Аджаметским лесом, стога эти напомнили ему первобытные хижины.
Внимание его отвлек ехавший по полю всадник в широкополой соломенной шляпе. «Совсем мексиканец!» — продолжал фантазировать Корнелий, с детства еще мечтавший о путешествиях по далеким заморским краям.
Когда всадник приблизился, он узнал в нем батрака Агойя, подростка, работавшего у них в усадьбе. Он был сыном их соседа, крестьянина-бедняка Доментия Хведелидзе. Отец привел его в господский дом, чтобы он был поближе к образованным людям, научился грамоте и русскому языку. Корнелий полюбил его, и они стали друзьями.
Подъехав к Корнелию, Агойя спрыгнул с лошади и с удивлением уставился на своего друга, одетого в военную форму. Корнелий поздоровался и расцеловался с ним.
— Как ты вырос! — весело сказал он. — Откуда едешь?
— Наша мельница стала. Барыня послала, чтобы вон в той деревне намолоть…
Агойя стоял перед Корнелием босой, в полинялой сатиновой рубахе и коротких брюках. Это был крепыш и здоровяк, не боявшийся никакой работы. Он лучше всех плавал и нырял. Больше всего ему нравилось пасти летом скот на берегу реки. Забрав свирель и сумку с провизией, он уходил из дому рано утром и оставался на реке вместе со своими товарищами до самого вечера.
— Ну, пойдем, — сказал Корнелий, когда Агойя привязал его чемодан к седлу.
— Нет, зачем? Ты на лошадь садись.
Но Корнелий отказался. Сказал, что устал сидеть в дилижансе и что ему приятнее сейчас идти пешком. Тогда Агойя забрал у него карабин, перекинул через плечо и зашагал рядом с гостем.
Пройдя несколько шагов, он прикрикнул на лошадь, которую вел за узду, и первым начал разговор:
— Ой, как барыня тут за тебя боялась! «Вдруг, говорит, убьют его турки…» — Затем испытующе оглядел Корнелия и неожиданно спросил: — А ты турок убивал?..
— Убивал, — ответил нехотя Корнелий.
Агойя поджал губы и с каким-то почтительным любопытством стал глядеть на него.
Они остановились у висячего моста. Из Зекарского ущелья дул прохладный ветерок. Над грядой покрытых лесом гор уже всплыла полная луна. Корнелий стал расспрашивать своего спутника о матери, о гостивших у нее Вардо и Нино Макашвили.
— Никто тебя не ждет. Вот-то будет радость! — восторженно смеялся Агойя.
На холме, среди высоких тополей, кипарисов и магнолий, показался так хорошо знакомый Корнелию дом с широким балконом. Корнелий остановился, положил шинель на землю, сделал из нее скатку и перекинул через голову, как это делают солдаты в походе. Затем взял у Агойя, внимательно следившего за ним, свое ружье, вскинул его на плечо и по-военному зашагал к дому. Он решил предстать перед матерью, старшим братом и гостями в полном военном обмундировании.