Как выйти из «административной сегрегации»? Дела тех, кто содержится здесь по реальным дисциплинарным причинам, пересматриваются каждые полгода-год. Но если ты попал в списки «подтвержденных» членов банд, то скорее всего тебя здесь продержат до конца срока. В Техасе существует единственный способ выбраться только через программу отказа и отречения от членства в банде (Gang Renouncement and Disassociation program, GRAD).
Если честно, — это ерунда.
Если ты заявляешь им, что ты больше не являешься членом банды, то начинается двухлетний период расследования. В течение этих двух лет офицер по работе с бандами перлюстрирует всю твою корреспонденцию и буквально потрошит камеру выискивая уличающий тебя материал. Если ты посылаешь или получаешь что-либо «сомнительное», то расследование прекращается на усмотрение этого офицера, и ты навсегда вылетаешь из этой программы.
Вот пример того, как это работает: я написал своему отцу обычное внутрисемейное письмо. Его сочли за записанное особым шифром «письмо в банду». Мой отец решительно не имеет ничего общего ни с бандами, ни с преступной деятельностью. Я спросил офицера по работе с бандами о том, что же в действительности было написано в письме, если оно было написано шифром. Он сказал, что они пока не расшифровали шифр и, поэтому они пока не знают. Я, конечно же, захотел узнать, как, чёрт возьми, они поняли, что оно зашифровано, если они не расшифровали шифра!
Что я мог зашифровать в словах «Люблю тебя, папа»?
И такое происходит постоянно.
Обнаружение номера «Американского Возрождения», а равно, и любая переписка с её редактором, было бы достаточным, чтобы исключить меня из программы, но, беспокоиться не стоит, так как я давно бросил все попытки участия в ней. Я пробуду здесь ещё какое-то время, точно так же, как большинство других белых парней, которые попали в списки ГУБ.
ЗАКОН И ПОРЯДОК
10. Азы городского права
Дональд Уильямсон, «Американское Возрождение», сентябрь 2003 г.
Я вырос в пригородном районе большого города на севере и, пока не стал адвокатом, реальных с чёрными никогда не сталкивался. После получения степени по юриспруденции мне с юношеской наивностью и нетерпением хотелось окунуться в полезную юридическую деятельность. Я тогда и подумать не мог, что спустя 25 лет я буду частным адвокатом, ведущим бытовые и гражданские дела в основном чёрных клиентов.
Так я свою карьеру, конечно, не планировал. Я просто хотел заниматься работой в зале судебных заседаний, и наилучшее предложение, по окончании мною юридического, поступило от мелкой фирмы, специализировавшейся на банкротстве. Чёрные составляли большую часть её клиентов. Спустя несколько лет мне удалось начать независимую практику, и многие мои бывшие клиенты приезжали ко мне для консультаций на дому.
Большинство людей об этом не задумывается, но за сферой акционерного права и права ценных бумаг, в любом крупном городе профессия юриста в значительной степени жива благодаря патологиям чёрных и прочего люда из стран третьего мира. Конечно, белые тоже нанимают адвокатов, но в любом городе, особенно, если в нём изрядно чёрного населения, большинство клиентов, которым нужны адвокаты, — это чёрные.
В этом отношении деятельность адвокатов похожа на деятельность полицейских и социальных работников — иметь дело с нормальными белыми людьми им приходится редко.
Я стал сознательным в расовом отношении в значительной степени благодаря своим чёрным клиентам, которые окончательно разрушили все навязанные мне понятия о расе. Моё расовое пробуждение не пришло ко мне после одного или даже нескольких случаев. Это то, что сложилось из тысяч и тысяч мелких контактов.
Мои клиенты не прекращают поражать меня ежедневно. Ничто иное, как проведение времени с чёрными, не даёт такого полного и убедительного расового образования. При этом, моя клиентура далеко не самые бедные и далеко не самые невежественные чёрные. Это не нищие преступники, которым меня назначают по судебным процедурам. Это те, кто может позволить себе (или думают, что могут позволить) адвоката чтобы получить развод, оспорить решение суда о заключении под стражу, не платить штраф и т. д. Некоторые из них государственные служащие, зарабатывающие 60–70 тысяч долларов в год. Но, при всём при этом, этот контингент разительно отличается от белых.