— Ты же хотела уйти, почему осталась?
— Может, потому, что именно этого вы и ждали от меня? — Усмехнулась, кривя губы. Она и сама не знала, что ответить ему на этот вопрос.
— Ты же собиралась убить меня… Что случилось? Ты не стала? Ты не смогла? Или ты просто обманула меня? Рианн?
Она посмотрела ему в лицо долгим взглядом, ответила, прищурив глаза:
— У меня ещё будет возможность…
Центурион усмехнулся, но не знал, что сказать на это. Страх снова шевельнулся в сердце. Вчера он злился на неё, готов был задушить голыми руками, когда она опоила его дурманом. Сегодня он тоже злился от бессилия, что не мог добраться до ведра с водой, умирая от жажды, злился, что она бросила его беспомощным и даже не оставила воды рядом. И ещё он увидел её сегодня и снова пережил момент вчерашнего страха, когда она стояла над ним чужая, незнакомая, с поджатыми губами. Свенка. Она была здоровой и сильной, и она всё ещё могла убить его. Но сейчас он в это уже не верил, чем больше глядел на неё, тем больше не верил. Это всё пустые угрозы…
— Как вы себя чувствуете? Есть хотите? — Он отрицательно дёрнул подбородком. — Да не бойтесь вы, я вас не отравлю… Холодного молока хотите?
— Можно немного…
Свенка принесла ему молока и помогла попить. А потом пришёл Дикс, сел рядом, а Рианн принялась за работу. Говорили они на свенском почему-то, и Рианн невольно слушала их, продёргивая уток.
— Как ты? — спросил Дикс.
— Паршиво… Сам-то как думаешь?
— Да-а, — протянул свен негромко, — не позавидуешь, зато выспишься…
— Да уж, хороший сон… Ты хоть сам видел? Что там?
— Видел. Я был здесь вчера. На ладонь бы пониже, и ты бы напрочь забыл о женщинах… — Засмеялся невольно.
— Да ну тебя… — Центуриону тут было не до смеха. — Скажешь тоже… Я же видел, как всё было…
— И как тебя угораздило? Подумать только! Хорошо, что не пырнули…
— Их трое было… Один всё метил исподтишка… Крутился то так, то эдак… Я как-то потерял его из виду, а он залез со спины… Мог бы и горло перерезать, да росту ему не хватило… А мог бы и пырнуть, это точно, но он решил ниже кирасы… Мальчишка ещё, руки короткие, да росту нет… По-моему, он и сам испугался больше моего, когда кровь увидел…
— Ты убил его?
— Не я… Кто-то из ребят… Пацан ещё, он и с девчонкой-то, наверное, ни разу не целовался… Думаю, его в первый раз взяли, хотели проверить… Как они там это делают? Потом, после этого, мужчиной называют…
— Да, есть такое… — Дикс согласно кивнул светловолосой головой.
— Жалко его, чего полез… Сидел бы дома, у мамкиной юбки… был бы живой… Я-то выкарабкаюсь, а он… Чего он в жизни видел?
Рианн слушала их, а у самой начали дрожать руки. Не было в его голосе ни капли ненависти к этому молодому свену, а ведь он ранил его, ранил нечестно, со спины. Почему? Он даже жалеет его. Почему?
Рианн поднялась и ушла за шторку на кухню, стараясь привести в порядок мысли, чувства. Сейчас он, наверное, скажет Диксу, чтобы он не оставлял её с ним, что она грозилась убить его, пожалуется. Что сделает Дикс? Уберёт её отсюда? Или станет сам наблюдать за всем? Посмотрим…
Но Дикс пожелал скорейшего выздоровления, сказал, что зайдёт завтра и ушёл. Рианн вышла, спросив:
— Почему вы не сказали ему, что боитесь меня? Что я могу убить вас?
Римлянин молчал, и свенка не видела его лица.
— Я думаю, ты никогда бы на это не решилась…
Она только фыркнула усмешкой и вернулась за станок. Марк лежал и наблюдал за ней, как она торопливо, явно нервничая, продёргивает уток через натянутые нити.
— Но вы так испугались меня, что думаю, вы поверили… — проговорила негромко, согласно качая головой. Как бы он ни старался и что бы сейчас ни говорил, храбрясь, а его страх она и вчера, и сегодня почувствовала.
— Да, — он признал это, — мне действительно стало страшно. У тебя был взгляд, как у ваших… Я уже видел такой…
Рианн бросила уток и на триподе развернулась к центуриону, посмотрела ему в лицо задумчиво. Шепнула:
— Я бы убила вас, честное слово… За всё, что вы сделали со мной… за вашу жестокость…
— Да ну! Что ж не убила? Говорить всегда легче… — Он не верил ей. Да, вчера он ещё мог в это поверить, вчера он что-то видел в её глазах. Но, может быть, ему это всё показалось, с болезни-то? — Ты просто пугала меня… Ты бы никогда не смогла… На это надо решиться…
— А я бы не решилась, по-вашему? — Он отрицательно повёл головой вместо ответа. — Почему? Считаете, мне не хватило бы духу даже решиться?
— Не знаю, — честно признался он. — Если бы я был на твоём месте, я бы смог, а ты — не знаю. Ты — свенка, я видел свенских женщин, они на многое готовы ради детей, семьи… Ты — девчонка, взрослая девчонка, тебя просто оторвали от дома, не дали толком вырасти, ты сама не можешь толком понять, где ты и что делать. А чтобы убить, надо сильно ненавидеть, так, чтобы от ненависти даже голова не соображала…
— Считаете, во мне этого нет?
— Нет. Ненависть ещё не полностью заполнила тебя. Ты добрее, чем даже сама о себе думаешь…
— Добрее? — Она удивилась и усмехнулась на его слова. — Вы так думаете?
— Да, я так думаю… Ты могла бы быть хорошей женой и матерью, ты любила бы своих детей, и сомневаюсь, что ты вырастила бы из них суровых воинов…
— Да? — Она хрипло засмеялась вдруг на его слова, и Марк удивился: он слышал её смех лишь однажды, когда она учила его произносиль звук «р» по-свенски. А до этого она не смеялась ни разу.
— Они не должны были тебя продавать… Ты должна была выйти замуж и рожать своему мужу детей, а не… — Она перебила его:
— Замуж? — Усмехнулась, передёрнув плечами. — Да после того, что ваши сделали со мной, я бы даже сама не пошла бы замуж. Не смогла бы пересилить себя…
— Да, я помню, ты говорила… — Он устало прикрыл глаза. — Пять лет назад… На тебе порвали платье…
— Платье? Не только! — Её голос стал глуше, а слова — отрывистыми. — Один из ваших целовал меня в губы и лапал… Что он хотел найти у меня в двенадцать лет? Грудь? Откуда? Я так испугалась, я даже кричать не могла…
Марк смотрел ей в лицо долгим взглядом. Спросил:
— Поэтому ты не даёшь целовать себя в губы?
Она усмехнулась с горечью.
— Если бы не вы… если бы вы не сами… я бы сама… никогда… ни одного бы к себе не подпустила… Сама — никогда…
— Даже свена?
— Ни одного…
Часть 14
Рианн хмуро глядела на него исподлобья, а он с трудом выдерживал её взгляд. Да, что же пережила она двенадцатилетней девочкой, какой испытала страх, если боялась всех мужчин на свете, если от этого страха у неё даже задержка была на полмесяца только потому, что стала жить с мужчиной под одной крышей. А он? Он даже не спрашивал её ни разу об этом. И вообще…
Сам лично он по-животному, грубо изнасиловал её в первый раз, а потом ещё раз, и ещё… Он избил её, душил за горло, связывал ей руки… Ему самому это всё казалось игрой, развлечением, что ли. Он закрыл глаза и отвернулся от свенки лицом к стене. Он хорошо помнил этот страх в её глазах, как дрожали её руки, как её трясло всем телом в непонятном ему ознобе, как она всё время пыталась сопротивляться, как умоляла его не трогать её, как пыталась повешаться…
Как же она сейчас должна ненавидеть его? Что должна испытывать по отношению к нему после того, что он с ней делал? Убить, желать смерти — это самое малое… А она? Она не бросает его, осталась ухаживать за ним, отапливает эти комнаты, укрыла своим одеялом. Она была свободной, она не рабыня по своей сути, и было бы предсказуемо то, что она сбежала бы отсюда, вернулась домой. Но она всё делает по-своему… Так, как сама считает нужным…