Родилась Лида в далеком алтайском городке. Мать и отца не помнила – тут она развернула перед ним леденящий рассказ о том, как уголовник-отец убил из ружья мать, когда та вернулась из роддома с нею, грудной, на руках. За что и был в очередной раз надолго посажен и сгинул без следа. Она же чудом осталась жива.
Было ли все это на самом деле? История слишком похожа на сентиментально-жестокие байки из тюремного фольклора. (Вот, скажем, один ходовой сюжет: несгибаемая женщина-прокурор сурово засуживает старого вора-рецидивиста. Тот умирает на зоне, а она лишь потом узнаёт, что это был ее отец. И, как говорится, запоздалое раскаяние.)
Лида, Лида...
Он-таки напился в тот вечер – на ее деньги.
Из ночного сумбура ему запомнилась их оживленная беготня по круглосуточным ларькам (вперемежку с объятиями и поцелуями), его крики: «Лидка, в ларьках не бери, а то уйдем к верхним людям!» – и ее вполне резонный ответ: «А где же еще брать?!»
Мелькнул в недрах ночи какой-то нетипичный ларечный продавец – нервный, с хрупким лицом еврейского мальчика-онаниста. В запале (много берут!) он сунул им лишнюю бутылку.
И уже совсем поздно, у него дома – она, стоящая на коленях над ним, распластанным на скомканных мокрых простынях. Ее глаза с расширенными зрачками, блестящие в фонарных отсветах.
Потом – жесткая терка бритого лобка, прошедшаяся по его подбородку и воспаленным, искусанным в поцелуях губам, а позже – усиливая жжение – наплыв горячей слизи... Потом все пропало...
Они не расставались три дня. Самым лучшим из них был второй.
Добравшись электричкой до уютного курортного городка на заливе, они пообедали в пустом вокзальном ресторане. Затем, прихватив с собой бутылку вина и завернутый в салфетки антрекот, вновь сели на электричку, проехали остановку до дачного поселка, и мимо номенклатурных дач, когда-то принадлежавших финнам, стали спускаться по мощеной дорожке под гору, к блестевшей меж сосен воде залива. Пройдя особняк из светлого камня, именуемый Домом творчества писателей, он захотел свернуть ненадолго с дороги, но она ни за что не отпустила его одного.
Май стоял жаркий, и нагретое разнотравье поляны пахло совсем по-июльски. Они стояли плечом к плечу у сосны, и Лида увлеченно направляла его веселую янтарную струю то на черно-розовый ствол, выписывая на нем замысловатые узоры, то на траву, одуванчики, листву кустарника, то попыталась сбить шмеля, вившегося над иван-чаем.
Потом они разделись и в очередной раз сплелись, сидя лицом друг к другу на шершавом бревне, потом упали в траву. Потом, не одеваясь, пили вино из горлышка и по очереди отрывали зубами куски мяса от жесткого антрекота.
И пожилые писатели, фланировавшие по дорожке к заливу и обратно, приглядевшись, видели, должно быть, вещь небывалую для здешних чопорных мест: откровенное мелькание двух голых тел в солнечной зеленой гуще. И, скорее всего, не верили собственным глазам. А может быть (чего не случается!) и радовались за них...
Настала последняя ночь. Она оказалась бессонной – Лида постаралась выжать из нее все, что можно.
– Знаешь игру в пограничника и его собаку? Ладно, вставай на четвереньки – будешь моим трезоркой. Заступаем на охрану государственной границы! О, все тут у тебя черно – хорошая овчарка...
Он почувствовал на ягодицах ее поцелуи и легкое покусывание. Круги все сужались, и, наконец, напряженный язык чуть вошел в него и запульсировал. Ее руки обвили его бедра и сомкнулись впереди, до сладкой боли усиливая напряжение. На глазах его выступили слезы. В самый острый момент он почти по-собачьи заскулил, ткнулся лицом в подушку и едва не отключился. А несколько очухавшись, внутренне усмехнулся: «Может, тот женоподобный придурок в сквере и не соврал?...»
Однажды в тягучий ноябрьский вечер она позвонила из Москвы, рассказала, что строит дачу в пригороде, но на нее стали наезжать («Кто?» – глупо спросил он), и поэтому ей надо на время свалить, лучше подальше, затихариться, пересидеть.
– Когда мы увидимся? – безнадежно спросил он.
– Как только – так сразу! – небрежно бросила она, но потом, уже прощаясь, раза два повторила: – Все-таки, ты обалденный парень!..
– Не уверен, – ответил он и повесил трубку.
© 2007, Институт соитологии