И знаю, что всё потеряла…
Ты, девка, отпусти печали,
Уйди от этой правды горькой.
Всё знаю, всё мне показали», –
Произнесла скороговоркой
И пригласила жестом в дом.
Внутри подсвечено лампадой,
Иконы две стоят углом,
Сверчка за печкой серенада.
Уют, тепло и вкусный запах
Печёных свежих пирогов,
Пол кое-где в еловых лапах,
Сундук и никаких шкафов.
«Ну что ты, Свет, как не родная?
Давай всё быстро покажи!
От бани там и до сарая.
Здесь, Лида, вещи положи.
А звать меня ты можешь Музой,
Не бойся мне создать хлопот,
Никак не будешь мне обузой,
Скорей, совсем наоборот!»
Мгновением до этих слов,
Лишь Лида в доме огляделась,
С теплом из давних детских снов
Слилась, ей очень захотелось
Как можно дольше здесь остаться
В спокойствии и тишине,
Чтоб от мирского отказаться.
«Не быть бы лишь обузой мне…»
Хозяйка эту мысль как раз
Своею речью прервала.
Без умысла, не напоказ
Такой эффект произвела
Гостеприимными словами,
Настолько были они к месту,
Что сразу сильно привязали,
Не ставшую женой, невесту.
Ей часто не хватало мамы,
Ещё когда отец был жив.
Он больно, ревностно, упрямо,
Себе безбрачие внушив,
К ним женский пол не приглашал.
На Лидины вопросы в детстве
Ответы сам всегда давал,
А стала старше — о кокетстве,
О разных девичьих секретах
И Лиде было не спросить,
И он был не силён в советах,
Чтобы об этом говорить.
Сейчас же, женское тепло
Ей словно мама подарила.
И к волшебству её влекло,
Которое так удивило,
Страдания фантом прогнав,
Пусть ненадолго, на чуть-чуть,
Как если бы упавший, встав,
Вновь сделал шаг и начал путь…
Остаток дня прошёл легко.
Курную баньку55 растопили,
Сходили в лес недалеко,
А в промежутках ели, пили.
Все разговоры бытовые,
От тёти Музы много шуток,
По типу — девки городские
Гусей не отличат от уток…
Прекрасный запах сеновала
Дурманил, и, как результат,
Ночь Лиду сном околдовала,
Вернув в видениях назад:
Кроватка, девочка лопочет
Картавые слова смешно,
Сама от этого хохочет –
Во сне всё видно, как в кино.
Сжимает ручкой край подушки,
Ей мама песенку поёт,
Чуть-чуть стуча по погремушке…
Дитя из сна сейчас уснёт…
Язык у песни незнакомый,
И тембр низкий, горловой,
При этом нежный, не суровый,
А голос любящий, родной.
Ребенок спит, а мама вдруг
От дочки к дочке повернулась,
Усилив колыбельной звук:
«Послушай, я к тебе вернулась!
Была не в силах защитить
Ни от потерь, ни от обмана,
Пришла сказать, как дальше жить».
Слова все Лида понимала.
«Твоё теперь настало время
Расти духовно и мудреть.
Тебя давно ждёт наше племя».
Мать громче продолжала петь:
«Когда ты плод свой потеряла,
Лишившись навсегда детей,
Сама того не зная, стала
Хозяйкой призрачных теней.
У Музы доброй оставайся,
Всё слушай, всё запоминай,
Как суждено перерождайся,
Но этот дар от всех скрывай…»
Вдруг погремушка стала бубном,
И голос ниже, как-то злей:
«Теперь о дне, что станет судным!
Ты ни о чём в нём не жалей,
С самою местью не спеши –
Не можешь просто убивать,
Чтоб он остался без души –
Ему запустишь время вспять…»
Звук постепенно угасал,
Картинка тенью обернулась,
Кромешный мрак везде настал,
И Лида вся в поту проснулась…
* * *
Закрытое мероприятие.
Оплачено за целый клуб
Вместе с телами в белых платьях
Владелиц сладких ног и губ.
Снуют официанты между,
Миксует грамотно диджей.
«Что за дресс-код с этой одеждой?!
Такого же ещё налей!» –
Бармена обласкав заказом,
С коктейлей головой клюя,
Марина ухом ловит фразу:
«Не пожалеете меня?»
Как результат — стекла обломки,
Разлит необходимый шот.
«Да Вы же громче, чем колонки!
Я дёрнулась, разбила, вот…»
«Прошу прощения, Алексей, –