— У нас было много времени, чтобы все хорошо обдумать. Наш контроль или Лёнин, — сухо произносит, — выбирай.
— Нет! Я не буду выбирать! Я поступлю туда, куда хотела! — подскакиваю, потому что лёд в родных глазах не тает.
Там Северный полюс. Холодные глыбы и пронизывающий ветер.
— Нет, — качает головой, посматривая на своего нового мужа, — если ты не в состоянии справиться с такой мелочью, как расставание, то мы можем записать тебя на прием к психологу. Не афишируя это, конечно.
— Мама…
Аллес… Приплыли… Только психолога мне не хватало…
— Тогда поторопись с выбором. Уже лето в разгаре, а ты до сих пор документы никуда не подала.
Верчу головой, не в состоянии принять то, что она говорит. Натыкаюсь на собранный взгляд отчима и понимаю, что это конец.
— Двадцать первый век на дворе, мама…
Еле шевелю губами, но она не реагирует. Самое ужасное, что слез нет. В груди дыра размером с Австралию.
— Пойми нас правильно, Ярослава, — Семён Кириллович расстегивает пуговицы на манжетах белоснежной рубашки и принимается закатывать рукава, словно идет на преступление и не хочет замарать дорогую вещь кровью, — твои поступки сейчас, как фундамент будущего. Из-за плохой опоры здание рушится. Так и с жизнью.
— Но это моя жизнь! Моё здание! Я сама хочу выбирать!
— Громкость убавь, Ярослава, — мама в очередной раз бьет меня словами и подходит к отчиму, — иди к себе в комнату и подумай обо всем. Ужин не вздумай пропускать. Это семейная традиция.
Да, пошли вы со своей традицией! Мысленно ору во всю силу своих легких, а на деле унизительно всхлипываю.
— Вы меня не заставите.
— Ярослава!
— Нет, — отрицательно качаю головой и отступаю к двери, — нет, мама.
— Я сказала… — идёт на меня, со злостью поджимая губы, но Семён Кириллович хватает её за локоть и позволяет мне выскочить из комнаты.
— Пусть успокоится. Не трогай.
— Но…
— Ярослава не глупая.
— Была бы умной, не сотворила бы такого.
— Займись ужином, Раиса, а девочку оставь в покое.
Больше ничего не слышу. Со всех ног бегу к выходу. Воздуха мало. Стены давят. А мне так хочется дышать…
Так хочется…
7
Вопреки тому, что сказала мама, я иду не в комнату, а пулей вылетаю во двор и нащупываю пальцами связку ключей в кармане. Она падает на асфальтированную дорожку, и я наклоняюсь, чтобы её поднять. Внутренняя дрожь усиливается, но я всё равно поднимаюсь и хочу сесть за руль. Мне нужно уехать отсюда немедленно! Я не смогу видеть мамино лицо… Не буду вести себя так, словно слова родного человека не ранили…
Они задели меня так сильно, что дышать до сих пор было тяжело. Органы обжигало от обиды, и состояние ухудшалось с каждой секундой, проведенной на территории Филатовых.
— Куда это ты собралась, Ярик? — Лёнина рука ложится мне на талию.
Инстинктивно вздрагиваю, но в глаза ему не смотрю. Дергаюсь в сторону, а сводный братец напирает, как бульдозер.
— Пусти, — выжимаю с трудом.
Только Фил меня не слышит. Сжимает пальцы на правом боку, усиливая хватку. Как коршун, цепляется когтями в свою добычу, так и он оставляет на мне свои метки. Давит сильно. Кожа у меня мега чувствительная. Могут остаться синяки.
— Со мной иди, алкоголичка, — усмехается.
Я же краснею и еле волоку ноги рядом с ним. Сердце колотится с такой силой, что кажется, если открою рот, оно выскочит и покончит с собой. Убьется об асфальт, чтобы не принадлежать такой сверхэмоциональной дурочке.
— Родаки в окно палят, Ярик, — шепчет мне на ухо, словно нас могут услышать, — я в город еду. Подброшу, куда скажешь.
Не дышу, пока он опаляет моё и без того красное от стыда ухо горячим дыханием. Оно мятное. Я знаю. Много раз видела, как Лёня покупает жвачку «нежная мята». Жуёт ей постоянно, будто вероятность поцелуя с кем-то у него приравнивается к двумстам процентов. Чёртов пикапер уровня Бог.
— Наказали? — спрашивает, демонстрируя мне джентльменские качества, и открывает дверь джипа.
— Как будто ты не знаешь, — забираюсь на сиденье и делаю глубокий вдох.
Свобода. Теперь она у меня будет ассоциироваться с ароматом ванили. Он заполняет лёгкие моментально и отпечатывается в закромах памяти, как важная деталь. Я же отвожу глаза на панель приборов, чтобы не сталкиваться с игривым взглядом Фила. Что за человек?! Я стала виновницей аварии, а он улыбается, будто это в порядке вещей. Лучше бы наорал на меня, как мама…
— И какова расплата за гудящую голову? — подает мне бутылку с минералкой, удивляя ещё больше.
Молча откручиваю крышку и жадно глотаю живительную воду. Здравствуй, похмелье! Приятно познакомиться. И прощай. Надеюсь, что мы больше не пересечемся.
— Мне тоже прилетало от бати всегда, — говорит, не дожидаясь моих слов, и отъезжает от дома, — иногда незаслуженно, как я думал. Порой за дело, но я всё равно считал, что он не прав. Так что, расслабься, Ярик. Траблы временные.
Усмехаюсь и качаю головой под Лёнин недоумевающий взгляд. Стараюсь дышать ровно и пересказываю ему весь разговор с мамой. Мы с ним никогда не были близкими людьми, но сейчас я каждую фразу выдаю с такой болью, что он хмурится. Прямо складки на лбу появляются. Леонид и хмурое выражение лица — несовместимое сочетание. На нервах выпиваю почти всю воду, но на последних глотках сводный нагло забирает бутылку и допивает остатки, пока мы стоим на светофоре.
— Что-то Семён Кириллович не соизволил со мной поговорить сначала по этому поводу.
— Не хочешь вносить в строительство свою лепту?
Складываю руки на груди и таращусь на Лёню, пытаясь понять, врёт он или говорит правду.
— Архитектор из меня так себе, — усмехается, ловко выворачивая руль и привлекая тем самым внимание к своим пальцам.
— Поэтому ты освоил эту профессию? — звучит немного едко, и я кривлюсь от выплеска яда.
Я не змея. Нормальный человек. Только Фил во мне вызывает другие эмоции. Потрошит, как тряпичную куклу, не прикладывая к этому особых усилий.
— В строительстве жизни я не профи, Ярик.
— Не называй меня так.
— Мы это уже проходили.
— Но урок ты так и не усвоил.
— Я тот ещё бунтарь, — подмигивает, а я фырчу.
Моська такая милая у него в этот момент, что ударить по ней хочется.
— Я не хотела, чтобы так вышло, — жмурюсь, выдавливая из себя каждое слово, — прости.
Лёня удивленно поднимает бровь, а я в очередной раз за день воспламеняюсь. Вот, что чувствуют спички, когда их голову поджигают. Сто процентов это то самое ощущение. И плевать, что я думаю о ерунде, пока сводный брат испепеляет меня взглядом и молчит, словно воды в рот набрал.
У него рассечена бровь и ссадина около нижней губы. Мне достался шишак на лбу. Минимальные травмы. Только от этого легче не становится.
— Куда тебе? — игнорирует мои выжатые, как лимон, извинения и смотрит перед собой.
— Да вот, — указываю в сторону парка, где мы не так давно гуляли с Машей, — здесь останови.
Почему-то меня тянет именно туда. Накидываю на голову капюшон от толстовки и хватаюсь за ручку пальцами. Неловко от его молчания. Я же извинилась. ПЕРЕД НИМ. Это можно приравнять к прыжку с парашютом. Поправочка: к прыжку с парашютом без самого парашюта.
— Долго будешь тут? — прилетает в спину, когда я уже опускаю ноги на асфальт.
— Не знаю.
— Позвони, если что. Я заберу тебя. Меньше проблем будет.
Скупо киваю и закрываю дверь, глядя на то, как джип плавно выезжает с парковки и вливается в поток машин.
— Спасибо… — произношу для собственного успокоения и, бросив на джип ещё один взгляд, иду в парк.
Как же гадко на душе… На прохожих не смотрю. Только себе под ноги. Перед глазами мелькают не кеды, а картинки вчерашнего веселья-позора. Достаю телефон, чтобы набрать Зое. Надеюсь, что у них всё прошло менее трешово. На звонок она не отвечает, но пишет сообщение.
Зоя Коломская: Когда моя голова перестанет быть квадратной, я тебе позвоню…(((
С разочарованием закрываю чат и сажусь на лавочку напротив автомата с кофе. Невольно погружаюсь в раздумья. Я вижу себя только в музыке. Нигде больше. Я хочу заниматься вокалом, а не строительством. Почему нельзя отмотать назад? И не видеть той фотографии…