Выбрать главу

— Можем идти своим ходом, можем! — решительно говорит Павел Петрович, вставая мне навстречу. — Но предельный ход двенадцать узлов. Больше нельзя: корма лежит на гребных валах. А на ремонт — не меньше месяца. Даже при самых благоприятных условиях…

Не успел я досказать комиссару и механику о том, что нас собираются ставить на ремонт в Одессе, как с вахтенного поста у трапа донеслись четыре коротких звонка — условный сигнал о прибытии большого начальства. Кто бы это мог быть в такой час? Недоумевая, спешу к трапу.

На борт уверенно поднимается высокая фигура в темном кожаном реглане. Присмотревшись, узнаю вице-адмирала Гордея Ивановича Левченко, заместителя наркома. Я слышал, что он прибыл в Одессу с какими-то поручениями от высшего командования, но увидеть его на корабле не ожидал.

— Показывайте, командир, где пробоина, — сказал адмирал, и я повел его прямо от трапа к местам повреждений.

Гордей Иванович с полчаса ходит по кормовым помещениям, выясняет у меня и у подоспевшего Сурина разные подробности. На «Ташкенте» он впервые, но ориентируется легко. Может быть, потому, что долго служил на эсминцах. Закончив осмотр, спрашивает:

— Что предполагаете делать, командир?

Я доложил свои соображения насчет дока в Севастополе, а также решение командира базы.

— Уверены, что доведете корабль до Севастополя? Отвечайте и вы, командир, и вы, инженер-механик!

Мы оба подтвердили: уверены, что доведем; Чувствуя, какой оборот принимает дело, Сурин, еще минуту назад непроницаемо мрачный, до того повеселел, что, к моему удивлению, даже пошутил:

— В крайнем случае, товарищ адмирал, вся бэче-пять вставит весла в иллюминаторы, а ход будет!

— Значит, решено, — заключает Левченко. — В охранении, очевидно, пойдут «Смышленый» и два катера-охотника.

— А решение командира базы? — напоминаю я.

— Это предоставьте мне. Ваша забота — до рассвета выйти из Одессы.

Уже прощаясь, Гордей Иванович спросил:

— Так с какой высоты вас бомбили?

— Не меньше четырех тысяч метров. Может быть, больше.

— По самолетам стреляли?

— Да.

— И что дало?

— Ничего…

У трапа Левченко остановился, вслушиваясь в тишину ночного порта.

— А здорово вы ту батарею накрыли! — вспомнил он вдруг про вчерашнее. Для базы это много значит.

Война проверяет, война учит

Утро 31 августа встречаем в море. «Смышленый» идет головным, за ним «Ташкент». Катера-охотники справа и слева от лидера: охраняют и обеспечивают…

Из Одессы вышли в полной темноте. Тем не менее над кораблями вскоре услышали фашистский самолет, видимо, разведчик. Следовало ждать бомбардировщиков.

— Разведчику помогает фосфоресцирование нашей кильватерной струи, заметил Иван Иванович Орловский. — Может быть, есть смысл при появлении бомбардировщиков сбросить несколько дымовых шашек?

Мысль старпома была дельной. Мы стали сбрасывать на воду шашки, и они действительно помогли. Вызванные разведчиком самолеты пробомбили растянувшийся за кораблями дымовой шлейф. Вероятно, ничего, кроме дыма, летчики теперь не видели и полагали, что корабли не впереди дыма, а под ним. Огня мы, понятно, не открывали — он бы сразу нас выдал.

Когда уже рассвело, показались советские «ястребки». Они дружески покачали нам крыльями, и все на мостике заулыбались. С площадки зенитной батареи, с других верхних постов махали самолетам матросы. Воздушное прикрытие всегда дорого, а при ограниченных маневренных возможностях корабля просто неоценимо. В душе поднялось теплое чувство и к пилотам «ястребков», и ко всем, кто позаботился, чтобы они нас охраняли.

«Ташкент» выдерживает переход удовлетворительно. Еще вечером удалось отремонтировать гидравлический привод руля, и корабль управляется, как обычно, из ходовой рубки. За состоянием кормы следят специальные наблюдатели, расставленные Суриным и на верхней палубе, и в аварийных отсеках — на ходу «особая вахта» разрослась. Опытные старшины дежурят в коридорах гребных валов, другие вслушиваются в вибрацию турбин, готовые уловить каждый новый, непривычный звук. Под непрестанным наблюдением и подпоры на переборках. Море сегодня тихое, и изменения погоды не ожидается, а если, паче чаяния, заштормит, будем сбавлять ход.

На переходе есть время вновь продумать все, что случилось вчера. В Севастополе потребуется дать об этом более подробный отчет. Да и для самого себя нужно во всем разобраться.