Выбрать главу

Как относиться к новой державе, как ее воспринимать? Поначалу не знали даже, как страну эту называть: то ли Скифией, то ли Сарматией, то ли Московией. На рубеже XV–XVI веков Россия находилась явно на положительной части спектра западного мировосприятия. В трудах итальянских и немецких путешественников, дипломатов, писателей русские представали как люди, свято чтящие церковные традиции, уважающие власть, сохранившие первозданную чистоту и простоту нравов, а потому достойные войти в лоно истинной (то бишь католической) церкви.

Но при этом на Россию не смотрели как на ровню, в ней видели поле для освоения. Немецкий мир не принимал участия в открытии Нового Света, и поэтому проникновение на восток стало для Священной Римской империи германской нации ее колониальной задачей. Последовал новый раунд усилий по вовлечению России в западную систему. Но следует иметь в виду, что Европа всегда вступала в контакты с чужеродным миром исключительно на собственных условиях.

В Москву было передано милостивое согласие императора включить Россию в состав своей державы как одну из провинций. Иван III в качестве ее управляющего мог рассчитывать на титул короля, если обратит страну в католичество. Иван отвечал, что московские князья изначально государи на своей земле, «а поставления, как есмя напред сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим». Провал миссии отнесли к причудам Ивана III и возобновили попытки после вступления на престол его сына Василия III, которому несколько раз адресовался традиционный набор предложений – вступить в антитурецкую лигу, принять католичество и королевскую корону. Однако ответный визит к папе римскому обернулся некоторым конфузом. К моменту приезда посла Еремея Трусова Рим был захвачен бурбонским герцогом. Папа Климент VII спасся в Орвието, где и был немного утешен подаренными ему шкурками черного соболя на шесть тысяч дукатов. Посольство пришло к выводу, что папа «не при делах», Василий III окончательно разочаровался в папском престоле.

Это был тот исторический водораздел, когда прекратились попытки вовлечь Россию в западную систему в качестве вассала и началось общение с ней как с противником. В 1549 году в Вене вышли «Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна, которые только в XVI веке выдержат 22 переиздания. В этой и многих других книгах был задан в идеальном виде тот образ России, который не изменится на Западе до настоящего времени. Русская религиозность теперь уже представлялась как еретичество, почитание власти – как жестокое рабство, простота нравов – как дикость. Россия представала природным врагом. При этом сама она ничуть не изменилась. Изменилось ее восприятие. Что еще более существенно, это восприятие России становилось частью генетического кода самого Запада, как тот антипод, глядя на который Запад обретал свою идентичность, возвышал свою культуру, систему ценностей. Именно Россия была выделена как образцовый носитель таких антиевропейских черт, как рабство, тирания, варварство, которыми наша страна наделялась априори. «Великая бессмыслица», «царство отсталости». Правящие круги, погрязшие в разложении и бескультурье, но мечтающие европеизироваться. Отказаться от этого образа – для Запада означает расстаться с важной частью собственной идентичности, частью себя.

В России, в свою очередь, возник комплекс самоизоляции как реакция на постоянные угрозы извне и как проявление уверенности в своем духовном превосходстве. Самоизоляция не была абсолютной, но контакты с Западом отражали не признание его верховенства или стремление с ним слиться, а, напротив, усиливали притязания на российскую самоидентичность.

Иван Грозный (1533–1584) был уже официально венчан на престол как самодержавный царь и помазанник Божий. При нем окончательно утвердилась сильная верховная власть с элементами сословно-представительной монархии. Были созданы регулярная государственная бюрократия, профессиональное стрелецкое войско, жестоко преследовались проявлявшие неповиновение и сепаратистские настроения бояре. Вместе с тем царь управлял страной с опорой на Боярскую думу и Земские соборы, которые мало отличались от своих западноевропейских аналогов.

«И хотя Собору было отказано в праве выбора министерства, но он пользовался правом гораздо более важным – правом избрания царя. В этом отношении ему не приходилось завидовать ни английскому парламенту, ни французским Генеральным штатам».