Как можно скрыть эмоции, охватившие всех нас, кто находится здесь, у нас, в Париже, который встал на защиту и который сделал это сам. Нет! Мы не будем скрывать это священное и глубокое чувство. Есть моменты, которые выходят за рамки каждой из наших бедных жизней. Париж! Париж возмущен! Париж сломлен! Париж замучен! - Но Париж освобожден! Освобожденный сам, освобожденный своим народом при помощи армий Франции, при помощи и содействии всей Франции, той Франции, которая сражается, единственной Франции, истинной Франции, вечной Франции.
Необычайная метафизическая возвышенность ораторского искусства де Голля выражала его веру в уникальность своей страны. Армии союзников у ворот Парижа, которые милостиво отступили, чтобы позволить свободным французам войти перед ними, не были упомянуты. Не упоминались также Великобритания и Соединенные Штаты, хотя они вели войну с огромными потерями и жертвами. Освобождение Парижа рассматривалось как чисто французское достижение. Провозглашая его таковым, он убеждал своих слушателей, что так оно и есть: создание политической реальности силой воли.
Это кажущееся отсутствие благодарности к освободителям и навязчивый акцент на предполагаемой роли Франции отражали другую цель. Де Голль прекрасно понимал, что большая часть населения Франции свыклась с оккупацией. Подчеркивание этого периода выявило бы слишком много двойственных настроений, а подчеркивание роли американских и британских войск помешало бы его конечной цели - восстановлению веры Франции в себя.
Парад по Елисейским полям, беспрецедентный по масштабам и, возможно, никогда не имевший аналогов в истории Франции по своему пылу, закрепил легитимность де Голля. Он предоставил парижанам первую возможность увидеть физическое воплощение того, что ранее было лишь голосом на Би-би-си. Толпа, восторженная и эмоциональная, наблюдала за необычно высоким офицером, который шел по длинному маршруту от Триумфальной арки до площади Согласия. С делегатом от Парижа справа и Бидо слева, де Голль шел на полшага впереди, явно тронутый, хотя редко улыбался, изредка пожимая несколько рук. На площади Согласия толпа была настолько плотной, что его пришлось везти до Нотр-Дам. В обоих местах раздавались выстрелы снайперов. Как и во время последующих покушений - и как ранее во время войны - де Голль не сделал ни одного движения, чтобы защитить себя, и отказался от комментариев. Непоколебимое физическое мужество, проявленное им в те дни, способствовало укреплению его лидерства во Франции.
Сопротивление было быстро включено в состав нового временного правительства. В частной беседе на следующей неделе после освобождения Парижа де Голль резко оборвал одного бывшего участника Сопротивления, который предварял свой комментарий словами "Сопротивление...", ответив: «Мы вышли за рамки Сопротивления. С Сопротивлением покончено. Теперь Сопротивление должно быть интегрировано в нацию».
Двумя годами ранее, выступая в лондонском Королевском Альберт-холле в 1942 году, когда он еще только утверждался, де Голль процитировал афориста XVIII века Николя Шамфора: "Разумные выжили. Страстные живут" (то есть реализовали себя). Затем он заявил, что свободные французы победят, потому что они несут в себе два французских качества - разум и страсть. В его собственном случае разум был ответственен за бездушие, с которым он игнорировал некоторых из тех, кто сражался на его стороне. Страсть преобладала в параде на Елисейских полях и в мессе в Нотр-Даме.
К 9 сентября де Голль сформировал новый кабинет министров под своей властью президента временного правительства. Давних соратников по Свободной Франции, опытных политиков Третьей республики, не запятнанных службой в Виши, коммунистов, христианских демократов, бывших лидеров Сопротивления и технократов убедили войти в это правительство национального единства. Суровая манера, в которой де Голль открыл первое заседание кабинета - "Правительство Республики, измененное в своем составе, продолжается" - отражала его убежденность в том, что без государства будет только хаос. Убежденный в том, что разделение Франции привело к ее упадку, де Голль был полон решимости, чтобы его страна начала послевоенный период с единства, достойного ее исторического величия.
Визит в Москву
События 26 августа, по сути, ознаменовали коронацию республиканского монарха. Отвергнув любую форму оккупационной власти союзников во Франции, временное правительство де Голля установило порядок с поразительной быстротой. Он сбалансировал народные и судебные репрессии против лидеров Виши и сторонников нацизма с либеральным использованием права помилования. Если раньше он стремился к укреплению политических компонентов Сопротивления, то теперь он настаивал на создании сильной президентской системы, которая преодолела бы раскол между партиями поздней Третьей республики.