Не будем о грустном.
Жизнь прекрасна и удивительна. А удивительна она тем, что удивила моих родителей грядущим пополнением!
Мама была в ярости, когда узнала. Папа испытал смесь вины и злости, потому что его учёба в академии, похоже, вскоре накроется детской ванночкой для купания.
Обрадовалась новости одна я, ну, может, ещё бабуля с дедулей.
Однако и мои чаянья не оправдались: братик или сестричка у меня появится в количестве одна штука, хотя должна была быть как минимум двойня, как у Амавера. Но спасибо Лорене хотя бы за это. Я буду не одна!
Это лето моего одиночества: Кэт с Эмилем нашли общую волну, и их теперь не разлепить; Лессар до середины августа на полевых учениях, а больше друзей у меня нет.
Так что я только и делала, что помогала родителям в делах герцогства, доводила до идеала вакцину, после которой Эдриан перестанет зависеть от меня, и гоняла чаи с мамулей, у которой после периода токсикоза наступил круглосуточный зверский аппетит.
— Лидия, что у тебя случилось с твоим ректором? — спросила мама таким тоном, что даже мне, тёртой деловой колбаске, стало не по себе.
Мы заседали в большой гостиной, так как роскошная молочно-золотистая обстановка в ней напоминала интерьер императорского дворца, который мама очень любила.
— Ничего особенного. Он порвал со мной, как только узнал, кто я.
— Эх, — недовольно вздохнула она. — Вечно мы, женщины, выбираем себе сирых да убогоньких.
— Он нормальный! — воскликнула я, но тут же стухла. — Был…
— Да? А то, как он кривится, глядя на титулованных особ? Да он настоящий дикарь! Бьюсь об заклад, что у него за пазухой есть ещё более жирные тараканы, которым ты не обрадуешься. Лучше бы тебе попался кто-нибудь из твоего круга. Непонятен мне промысел богини…
— Я разберусь, мам.
— Поверь, я сейчас вовсе не о его отсутствующем титуле и не о деньгах. Я желаю тебе только лучшего. С Эдрианом ты намучаешься. Поверь мне, я испытала эти тяготы на собственной шкуре.
— Папа не был сирым и убогим!
— Был! Ещё как был! — горько усмехнулась мама.
— Да ну?
— Когда я впервые его увидела, на нём были расползшиеся по швам чужие обноски. Ботинки он подвязывал бечевой, чтобы не потерять подмётки. Он упрямо отказывался принимать помощь. Гордость и бедность — это ядерная смесь. Над ним издевались, травили. Я и пожалела его.
Мне даже не представить папулю таким, каким его описала мама. Я его всегда видела красивым, подтянутым, сильным. А прошлое — это уже не настоящее! Вот бы мне и своё прошлое тоже вычеркнуть…
— То есть ты даже не любила его?
— Любила, конечно! Но с примесью жалости. Знаешь, меня одолевала этакая тяга вечно спасать его. О, даже не припомню, сколько раз я это делала, — разоткровенничалась моя родительница.
— Разве оно не стоило того? Ты жалеешь, что вышла за папу?
— Жалею. Иногда. Когда он меня вконец выбесит. Но потом это проходит, и я снова становлюсь счастливой женой, — улыбнулась маман, и я заметила грустинку на её лице.
— Что, мам? Что тебя тревожит?
— Я никогда не чувствовала себя свободной. Речь не про отношения. С самого детства я была под гнётом отца, потом на меня свалились дела герцогства и родительство… Всегда на мне лежала ответственность, и это выматывает. Только я обрадовалась, что ты выросла и скоро можно будет передать тебе титул управляющей герцогини, как ты заявила, что не хочешь принимать его. И… — она глубоко вздохнула. — Я тебя понимаю. И не тороплю. Насладись свободой, забудь на время о личных проблемах — и просто радуйся жизни!
— Спасибо, мам. Я, пожалуй, знаю, как воспользуюсь твоим советом. А что насчёт тебя?
— Я поговорила с мамой и Терном, и они согласны на время взять на себя дела герцогства. Тем более, они подключились уже почти год назад, и это не будет для них чем-то новым.
— Это здорово, мам!
— Да. И мы с Лиссом отправляемся в путешествие на три недели. Вдвоём!
— Как? И вы тоже? — а я-то думала, что моя идея прогуляться по столицам соседних стран и искупаться в южном море хоть сколько-нибудь оригинальная.
— Ну-у, по поводу тебя я не уверена, — просияла родительница, глянув мне за спину. — Надеюсь, новости о смене твоего семейного положения подождут нашего возвращения?
Я оглянулась — на пороге гостиной стоял Эдриан, держа в руке приметную квадратную коробочку из красного бархата.
Не плакать! Не плакать!
Эпилог
Спустя год
Маленький черноволосый демонёнок в пелёнках визжал так, словно мимо с разрывающим барабанные перепонки криком пролетел птеродактиль. Ему всего пять месяцев, а он уже вовсю проявляет свой деспотичный характер.