— Между прочим, это ещё спорный вопрос, кто суровее: я или Грю. Но, как видишь, мы сидим и пьём синий чай, привезённый мне Эдвардом Стейплзом из гранитных долин.
— Ну, во-первых, вы знаете, кто я…
— Для преподавателя это не имеет значения, — перебила она.
— Во-вторых, в вас я с первого взгляда почувствовала родственную душу.
— Уверяю тебя, стоит заговорить с Грю о морских гадах и водорослях, из которых получают ингредиенты для особо пикантных зелий, и он твой навеки!
Я вот что-то не особо хочу, чтобы магистр Фенек стал навеки моим…
Видимо, профессор де Грасс прочитала это по моему кислому выражению лица.
— Ты просто с ним ещё не знакома. Он — человек с богатейшей массой знаний. И грустный он оттого, что пока не нашёл, кому этот багаж передать.
— У меня и свой багаж немаленький.
— О, Лидия, тебе ли не знать, что в нашем деле нет предела совершенству?
К концу разговора мадам Талиса убедила меня, что Фенек — душка, и что учиться у него — это дар судьбы, надо только подобрать к нему ключик.
Не то чтобы я поверила, но, судя по всему, Северная магакадемия Вилльмана не такое уж плохое место. Уж всяко лучше, чем домашняя тюрьма.
Дом, милый дом. Как же приятно в нём… гостить. Нечасто. Чтобы только повидаться с родными и вновь упорхнуть в свою прекрасную, насыщенную и, главное, вольную жизнь!
Вместе с последним экзаменом академия — увы! — распрощалась с нами.
Папа забрал мои документы.
В итоге мы имеем отличницу меня, готовую к отъявленным бесчинствам, чтобы родители сами пришли к мысли отослать неугомонное дитятко куда подальше.
А ещё… Я ведь не забыла о зелье плодородия! Так что держитесь, дорогие мои. Я обеспечу вам наследника.
Предаваясь размышлениям, я ещё не подозревала, какая подлянка меня ждёт.
С самого первого дня моего возвращения домой всё пошло наперекосяк. Сначала за обедом мама как-то подозрительно смотрела на меня, словно изображая менталистку. Причём она переводила взгляд с меня на папу и обратно, и от этого мне стало как-то совсем не по себе.
Папа ведь ей не рассказал? Он бы ни за что не сдал меня!
Впрочем, судя по тому, как папуля ёрзает на стуле, изо всех сил пытаясь вести себя непринуждённо, ему тоже не нравится мамино внимание.
Блин. Надо срочно поговорить с родителем и выстроить чёткую линию поведения.
После обеда я отправила папе магвестник, где назначила на семь утра встречу тет-а-тет в общем кабинете. Самое удобное время: мама в это время нежится в ванне и настраивается на рабочий день.
От папы тут же прилетел ответ: «Приду».
О, знала бы я, как подставляю папулю!
Встретились мы, никем не замеченные, в назначенное время в нужном месте.
Собственно, наша встреча не была подозрительной. Иногда, когда накапливались горы дел, мы после тренировки на мечах быстренько принимали душ каждый в своих покоях, переодевались и садились за работу.
В этот день дел было не особо много, но об этом прислуге знать не положено.
А в саду во время тренировки было как-то не до разговоров, тем более, там мы были не одни.
— Почему мама так подозрительно смотрела на меня вчера за столом? Ты ей что-то рассказал? — начала я.
— Я — нет, — папа покачал головой, но взгляд у него был недобрый. — Может, до неё дошли слухи?
— Какие слухи, пап? — я начала раздражаться, предчувствуя новую волну нравоучений.
— Вот такие! — он достал из ящика стола свёрнутый вчетверо лист. Узнаваемый лист!
— Ты зачем приволок сюда эту пакость?
— А ты почитай. Это новый выпуск. Видимо, издателю понравился ажиотаж вокруг твоей персоны, — папа деловито сложил руки на груди и тылом опёрся на край стола.
Лучше бы я не читала.
«Вопиющее поведение наследной герцогини де Фирби! Ахнете, когда узнаете!» — гласил заголовок на серой листовке. Да-да, напечатано было именно так, с ошибкой.
Дальше — хуже.
В статье меня выставили безудержной нимфоманкой, нашлись даже мои «жертвы сексуального произвола», которых я наградила хламидиями.
Мне захотелось одновременно ржать, плакать, выть и материться.
Но и это ещё не всё.
Ниже… Было наше с Ромери прощальное фото в парке академии. А затем история, как я превратила жизнь бедного-разнесчастного парня в ад.
Чёртовы подпольные репортёры! Когда и успели нас сфоткать? Мы обнимались-то от силы секунд пятнадцать. И снимок ещё вышел такой… отражающий глубину отчаяния моего бывшего. Ну, чисто трагедия, а я распоследняя тварь.