Как, спрашивается, реализовывать мой коварный план в таких условиях?
Меня хватило на неделю. Вот, честно, я пахала, как лошадка, из чувства вины. А потом поняла, что опять занимаюсь хе… простите, нелюбимым делом, и меня бомбануло. За обедом я выдала:
— Надеюсь, вы хорошо отдохнули за эти дни? — поинтересовалась обманчиво вежливо.
Мама смерила меня холодным взглядом. Ага, значит, ещё злится.
Папин взгляд был тяжёлый, возмущённый, ожидающий очередной моей выходки.
— Лидия, — заговорил папуля, — мы должны быть уверены, что, когда ты примешь на себя управление герцогством, это будет тебе по силам.
— Вы, что, прямо сейчас собрались помирать?
— Не ёрничай! — властно прокатился по столовой мамин голос. — Тебе как раз хватит времени всему обучиться.
— А как же моя юность, самое прекрасное время? Я хочу яркой жизни, а не денной и нощной возни с бумажками! Я имею право на личное время!
— Твою неуёмную энергию необходимо направить в нужное русло, — оправдал моё рабство папа.
— Мама, папа, — я поднялась из-за стола. — Спасибо вам за такую честь, но вынуждена отказаться от титула. Ибо я недостойна гордого звания герцогини.
— Чего ты добиваешься, Лидия? — устало вздохнул папа.
— Это вы чего добиваетесь? Переломить меня? Посадить в тюрьму и контролировать каждый мой шаг? Сделать из меня личного секретаря?
— Лидия, сядь! — снова повысила голос мама, однако продолжила уже более спокойно: — В Зоте я узнала, что тебя похищали и едва не убили. И нас ты в известность не поставила! Лидия, ты у нас с Лиссом единственная дочь, и подумай, что станет с нами, если с тобой что-то случится?
Ха! Случится, если я мумифицируюсь, завернувшись в бумажки в пыльном кабинете.
— Напрасно волнуетесь. У меня всё под контролем, — ответила я, понимая, что прозвучало неубедительно.
— Каждый день я боюсь, что ты опять вытворишь что-то опасное! — упс, кажется, мама завелась. — Ты ничего не рассказываешь мне, не делишься тайнами. Ничего, Лидия! Нам остаётся только догадываться, чем забита твоя голова! Поэтому тебя вернули домой, чтобы ты была под присмотром.
— Возможно, стоит просто отпустить меня и дать мне самой строить своё счастье? И если вам с папой так хочется о ком-то заботиться, родите второго ребёнка. Вы ещё молодые. Уверена, при должном старании…
— Лидия! — прервала мои разглагольствования мама. — С тобой невозможно договориться! — со скрипом отодвинула стул и ушла.
Мы с мамой никогда особо не ладили. Мне «повезло» унаследовать её взрывной характер, и между нами всегда искрит. Конечно, мы помиримся, когда устанем конфликтовать, а потом всё начнётся по новой.
А пока мама удалилась, наверняка чтобы собрать заряд для нового боя.
За столом нас осталось двое. Папа как-то устало на меня посмотрел.
— Я понимаю тебя, — сказал явно с трудом.
— Сомневаюсь.
— Нет, правда, понимаю. Работа с документацией — это не твоё.
— Не моё. Я стану самым выдающимся в истории зельеваром, даже если вы с мамой будете против.
— Я бы на твоём месте пока не спешил отказываться от титула.
— Какой у меня выбор, если вы строите для меня тюрьму? Только бегство!
— Ладно, чего ты хочешь? — он сложил руки на груди и подпёр большим и указательным пальцами подбородок.
— Мне нужно свободное время. Много. А ещё хочу учиться в академии.
— Ежедневные утренние тренировки, четыре часа отработки по делам герцогства — и ты свободна. Устроит?
— А что насчёт учёбы?
Он цокнул языком и покачал головой:
— Домми ничего не желает слышать о твоём отъезде ни в какое учебное заведение.
— Тогда сбегу, — пригрозила.
— Лето длинное. Дай ей остыть. Сейчас она в шоке от твоих приключений.
— Что ж, я готова пойти на уступки и подождать, пока мама передумает. Тренировки каждый день, кроме выходных, и четыре часа отработки по будням. Идёт?
Папа неохотно согласился. Наверное, увидел в моих глазах жгучее желание сбежать.
Нежданно-негаданно мне снова приснился бугай в маске. Лез целоваться, козёл, но ту же отстранялся, рычал, будто злился на самого себя.
Псих. Как есть, псих.
— Как интересно… — он замер напротив, глядя на меня в упор. Я не видела, куда направлен его взгляд, но отчётливо ощущала. — То ты замолкаешь и блаженно замираешь от моих поцелуев, то уворачиваешься и вообще ведёшь себя по-другому.