— А теперь… — сказал я, — а теперь просто отключите меня. Ну же! Нажмите на свою кнопку! Вы ведь так часто это делаете!
Тишина.
— Я устал, — сказал я. — Я не могу так больше. У меня больше нет сил.
Мои босые ноги окоченели и почти ничего не чувствовали. Дышать стало тяжело, с каждым вздохом лёгкие мои наливались болезненной тяжестью.
— Лида… — пробормотал я. — Нет…
Я поднял голову.
— Таис! Таис, пожалуйста! Я схожу здесь с ума! Если ты правда… если это не то, чего ты хочешь… Если ты…
Над головой моей раздалось пронзительное дребезжание — можно было подумать, что кто-то пытается включить неисправный микрофон.
— Таис… — повторил я. — Я не могу больше терпеть ни этот жуткий свет, ни темноту… ни этот холод.
Звон прекратился.
— Таис! — крикнул я.
— Достаточно! — раздался искажённый неисправным модулятором голос.
— Что достаточно? — спросил я.
— Сядьте на кровать, — приказал голос. — Я сейчас выключу свет. Попытайтесь уснуть.
— Таис… — начал я.
— Сядьте на кровать! — Голос снова сорвался на звон, от которого закололо в ушах.
— Таис, — повторил я, — у меня остался последний вопрос. После этого я замолчу и… постараюсь уснуть.
Разрывающий барабанные перепонки шум прервался — кто-то перевёл дыхание, обдумывая мои слова.
— Я слушаю, — донеслось с потолка.
— Таис, — сказал я, — я тебе верю, я верю, что ты хочешь помочь. Я понимаю, что ты не можешь мне всё говорить, что ты, возможно, и не знаешь всего, но постарайся ответить на этот самый последний вопрос.
— Я слушаю, — повторила через модулятор невидимая Таис.
Я вздохнул.
— Скажи, среди пострадавших, тех, кто с Ахилла, есть девушка твоих лет?
Голос молчал.
— Да, — послышалось, наконец, с потолка, и этот единственный слог, произнесённый механическим басом, превратился в протяжный электрический гул, который ещё долго стоял у меня в ушах.
74
Прошёл уже почти месяц после нашего последнего свидания с Лидой в театре, но она по-прежнему избегала меня, придумывая всевозможные причины, чтобы отказаться от встречи. Сначала у неё неожиданно появились неотложные семейные дела, а к ближе к сессии она решили круглые сутки готовиться к несложным промежуточным зачётам.
Я смог поговорить с ней всего несколько раз, когда мы случайно встречались в коридоре у поточных или в институтской столовой. Она была приветлива, позволяла поцеловать себя в щёку и всё время куда-то спешила — на лекцию, непонятную встречу, домой. Прощаясь, Лида иногда долго смотрела на меня своими зелёными грустными глазами, чуть нахмурив брови и незаметно улыбаясь, как она умела, только уголками рта — как будто извинялась за что-то, о чём не могла или никак не решалась сказать.
— В планетарии пустили новую программу, — сказал я однажды, когда мы расходились по разным сторонам аллеи после совместного обеда. Она была вместе с Анной, которая уже нетерпеливо тянула её за рукав.
— Ты же знаешь, это не планетарий, — сказала Лида.
— В космическом театре, — поправился я.
— Нам вообще-то пора, — сказала Анна.
— Давай потом, — сказала Лида. — Я сейчас тороплюсь.
Узкая аллея, которую обступали развесистые зелёные ели, чёрные облетевшие деревья и серебристые столбы выключенных фонарей вела в одну сторону к электричкам, а в другую — к главному зданию, на последний семинар, куда как раз направлялся я.
— Звёзды и любовь! — крикнул я удаляющимся девушкам.
Лида остановилась.
— Что?
— Звёзды и любовь, — повторил я. — Так называется новая программа. Мне показалось, будет интересно.
Анна некрасиво скривилась, словно я сказал что-то пошлое. В действительности в фальшивом планетарии пустили голографический фильм о чёрных дырах и столкновении галактик. Я и сам не понимал, зачем решил соврать про звёзды и любовь — ведь требовалось лишь несколько секунд, чтобы улучить меня во лжи, просто открыв расписание сеансов театра в суазоре.
— Интересно, — сказала Лида. — Но как-нибудь потом, ладно?
— Ладно, — согласился я.
Девушки медленно пошли по аллее — слишком медленно для тех, кто совсем ещё недавно так торопился, что отказался от моего робкого предложения их проводить. Я вдруг почувствовал себя так, словно в тот самый момент, когда Лида отвернулась, я перестал существовать. Я помню, что тогда на аллее не было никого, кроме нас троих, хотя память наверняка обманывает меня — вечером, перед последними занятиями, в институтском городке всегда много студентов. Но я видел только Лиду и её невысокую некрасивую подругу, видел, как они неторопливо отдалялись, позабыв про мне.
Спустя пару дней я встретил Лиду снова — на сей раз у большой поточной, где Соколовский обычно читал свои снотворные лекции по истории колоний.
— Звёзды и любовь? — сказала вместо приветствия она.
Я даже вздрогнул от неожиданности.
— Да, — сказал я. — Если я ничего не перепутал.
Лида была одна, и я невольно осмотрелся по сторонам, ожидая увидеть её надоедливую подругу, которая вечно мешала нам нормально поговорить.
— Я пока не уверена, — сказала Лида, — но, может, на этих выходных у меня получится вырваться.
На ней было то самое светло-коричневое платье с кружевной юбкой, которое она надела на наше первое свидание в звёздном кафе, и короткое бордовое пальто, слишком лёгкое для почти уже зимней погоды. Впрочем, снега всё ещё не было, и широкие окна пустого гулкого коридора заливало слепящее вечернее солнце.
— Я был бы очень рад, — сказал я. — Мы так давно уже никуда не выходили.
Лида улыбнулась — её губы едва заметно вздрогнули, — и тут же принялась взволнованно приглаживать волосы, смутившись собственной улыбки.
— Слушай, — начал я, — если… если я…
Прозвучал раздражённый звонок — громкий и надрывный, — и Лида, деланно вздохнув, взглянула на маленькие ювелирные часики на своей руке.
— Пора, — сказала она. — Извини. Лучше не опаздывать. Потом поговорим, — и убрала чёлку со лба.
Истошный дребезг извещавшего о начале лекции звонка ещё долго стоял у меня в ушах.
Однако она согласилась! Я был счастлив целых два дня, пока она сама не позвонила мне вечером. Очередные неотложные дела. Я промычал в трубку что-то нечленораздельное и с силой надавил на горящую красную кнопку "Отбой", едва не порвав экран.
Потом, уже незадолго до начала сессии, я встретился с Лидой после лекции, специально подождав её в коридоре рядом с аудиторией. Она снова была одна, без подруги, и это добавило мне решительности. Увидев меня, Лида совсем не удивилась, как если бы знала, что я её жду.
— Привет, — только и смог выдавить я из себя, тут же растеряв всю свою смелость.
Лида улыбнулась в ответ, и я вдруг понял, что нам совершенно не о чем говорить — заводить разговор о фальшивом планетарии уже не имело смысла, а обсуждать приближающуюся сессию так, словно мы едва знакомы, мне не хотелось.
— Ждёшь кого-то? — спросила Лида.
На ней был тёплый свитер с высоким воротником, а на плече висела привычная уже сумочка, похожая на небольшой портфель, и Лида как-то нетерпеливо дёргала её за тонкую кожаную лямку.
— Виктора, — зачем-то сказал я, хотя знал, что его не было на лекции.
— А, ну ладно, — Лида нахмурилась. — Я пойду.
Она прижала к себе болтавшуюся на плече сумку и прошла мимо меня, опустив голову и стараясь не смотреть в мою сторону.
— Погоди! — Я схватил её за руку и тут же отпустил, испугавшись.
Лида остановилась.
— Я не жду Виктора, — сказал я. — Я ждал тебя. Нам надо поговорить.
— О чём? — спросила она.
Я и сам не понимал. Я мог предложить ей сходить куда-нибудь, но был уверен, что уже заранее знаю ответ. Мог извиниться за тот поцелуй, так неожиданно изменивший всё между нами. Но я не хотел извиняться за поцелуй. Я хотел снова её поцеловать.