— Да как же решилось! — Мать взмахнула руками, едва не опрокинув свой чай. — Об этом только и пишут везде, везде говорят. Ты что… не читаешь?
Я вытащил из кармана суазор, экран тут же затянула плотная поволока из расплывчатых пятен, и лишь спустя несколько секунд в этом электронном мареве стали проявляться угловатые иконки приложений.
Я открыл новости и перешёл в политический раздел.
— И что? — спросил я. — Ничего такого. Одни разговоры. Журналистам же тоже надо на хлеб зарабатывать.
Мать молчала.
— К тому же как это связано с переводом? — спросил я. — Если даже и начнётся что-то… Я в армии карьеру делать не собираюсь, дай бог дослужусь до пилота на каких-нибудь коммерческих рейсах.
— Ну да, коммерческие рейсы в оккупированную территорию.
— Какую оккупированную территорию, мама? Поменьше смотри новости! Придумала себе тоже причину для беспокойств. Да я пока доучусь, все ещё двадцать раз переменится. Ещё парочка таких кризисов пройдёт. Если на всё так реагировать…
Мать улыбнулась.
— Да ты ешь пирожные, ешь, — сказала она. — Вкусные. Я только утром их купила.
Она пододвинула к себе чашку с остывающим чаем и сама взяла похожее на эклер пирожное, густо залитое тёмной глазурью. Я положил на стол суазор, открытый на странице с текстом новости о восстании сепаратистов на Венере, и снова пригубил чай — терпкий и необычно горький на вкус.
Мать с любопытством взглянула на экран, по которому плыли цветные пятна.
— Что с твоим суазором? — спросила она.
71
На зачёте по нейроинтерфейсу я попал в одну группу вместе с Лидой и впервые в жизни увидел, как она подключается к сети.
Виктор тогда по своему обыкновению решил сдавать в самом конце, словно и вправду надеялся, что его малодушная надежда на усталость преподавателя как-то непонятно оправдает себя на зачёте, где результат оценивал бесстрастный компьютер на основе полученных во время задания очков. Я же пошёл со второй по счёту группой, ещё не зная, что вместе со мной окажется Лида. Я даже замер от удивления, когда увидел, как она стоит рядом с креслом нейроинтерфейса и разговаривает о чём-то с преподавателем. Она почувствовала мой взгляд, посмотрела на меня через плечо, улыбнулась и тут же снова отвела глаза.
Группа была уже в сборе.
Терминалы рядом с Лидой оказались заняты, и я выбрал себе местечко в другом ряду, ближе к окну — так, что Лида оказалась прямо за моей спиной. Мы все стояли рядом с креслами, но никто не садился, хотя терминалы и не работали.
Преподаватель — его звали Тихонов — подошёл к окну, быстро взглянул вниз и, вытащив из кармана пульт, направил его на оконную раму с таким видом, как если бы дистанционное управление работало лишь на расстоянии в несколько сантиметров.
Комнату тут же затянул густой вечерний сумрак.
Тихонов сунул пульт в нагрудный карман пиджака и прокашлялся, как оратор перед началом торжественной речи.
— Что ж, — сказал он, — как я понимаю, все уже здесь. Отлично! Да вы садитесь, садитесь, я активирую терминалы чуть позже.
Мы продолжали стоять. Тихонов прошёлся между рядами терминалов и встал у двери. Из-за невысокого роста и худосочного телосложения издали его нередко принимали за студента.
— Ну что ж, — сказал Тихонов и продолжил своё хождение по аудитории — на сей раз обратно к окну, — можете и постоять. Я понимаю, это ваш первый зачёт по нейросети, но, уверяю вас, тут нет ничего сложного. Правда, хочу заранее вас предупредить, что задание в учебном центре решили всё-таки поменять…
Послышался чей-то недовольный возглас, я закрутил головой и встретился взглядом с Лидой, которая напряжённо смотрела в затенённое окно. Увидев меня, она качнула головой и попыталась улыбнуться, однако уголки её губ лишь едва заметно вздрогнули.
Я впервые видел её такой взволнованной.
— Уверяю вас, — продолжал Тихонов, — что это ничего не меняет. Ваше новое задание — световой туннель, мы его тоже подробно разбирали, и в нём нет абсолютно ничего сложного.
Тихонов стоял у окна, и из-за густых теней на стёклах его лицо казалось совершенно чёрным.
— На всякий случай я напомню основной принцип. Ваша цель — пройти до выхода по световому туннелю. Есть два туннеля — зелёный и красный, которые находятся в разных плоскостях. На вашем пути не будет никаких развилок и дверей, ничего такого, но в определённые моменты движение по одному из световых туннелей будет становиться невозможным, вы просто… почувствуете это. В таких случаях вам необходимо будет переместиться в другую плоскость, в другой световой туннель, и продолжить движение. Всё очень просто.
— А почему решили поменять задание? — спросила Лида.
Я обернулся, но она почему-то сделала вид, что не замечает меня, продолжая, нахмурившись, смотреть на Тихонова.
— Учебная часть, — махнул Тихонов. — Но на самом деле это задание также часто использовалось на первых лабораторных, завалить его, — Тихонов хихикнул, — практически нереально. Я вообще не помню… ну, скажем так, вспоминаю с трудом случаи, когда кто-нибудь не проходил это задание… Итак…
Тихонов, наконец, вышел из тени и остановился рядом со мной, оглядывая собравшихся в аудитории студентов.
— Есть ещё вопросы?
Вопросов не было.
— Что ж, — сказал Тихонов, — тогда подключаемся. Я начну с первого ряда.
Лида была второй.
Я сел в кресло и обернулся. Тихонов на секунду склонился над её терминалом, щелкнули тугие тумблеры, и я заметил, как Лида поёжилась и зябко повела плечами. Тихонов несколько секунд сосредоточенно изучал терминал, проверяя что-то, а потом взглянул, улыбаясь, на Лиду и предложил ей садиться манерным движением руки. Лида тихо кивнула головой, пригладила собранные на затылке волосы и опустилась в кресло.
— Расслабьтесь, — сказал Тихонов. — Всего несколько секунд…
И в этот момент Лида посмотрела на меня — испуганным отчаянным взглядом, моля о помощи. Её руки напряглись, а пальцы вцепились в подлокотники, словно немая машина пустила электрические разряды во все нервы в её теле.
Я вздрогнул и чуть не вскочил на ноги.
Неожиданно Лида расслабилась, кисти её разжались и безвольно свесились с подлокотников, а открытые глаза — её пронзительные зелёные глаза, которые она так часто прятала от меня, отворачиваясь или склоняя голову — остекленели и уставились в одну точку.
— Вот и чудненько, — сказал Тихонов. — А страху-то было.
Я почувствовал ледяной озноб.
— Следующий, — сказал Тихонов и подошёл к последнему в первом ряду терминалу.
Я продолжал сидеть, повернувшись, и смотрел на Лиду, застывшую в кресле. Её лицо ничего не выражало, взгляд был пустым и мёртвым, а рот слегка приоткрылся, как будто в то самое последнее мгновение — перед тем, как пустота поглотила её — она пыталась что-то сказать мне, но не смогла, и слова эти теперь навсегда застыли у неё на губах.
Я даже не заметил, как ко мне подошёл Тихонов.
— Не желаете присоединиться? — спросил он.
— Что? — не понял я.
— Ваша очередь, — сказал Тихонов.
Я кивнул головой и откинулся на спинку кресла.
— Просто расслабьтесь, — повторил уже в пятый раз Тихонов и щёлкнул тумблером на терминале…
70
Свет.
Это невыносимое сияние сводило меня с ума. Я застонал и закрыл лицо руками. Мне хотелось только одного — спрятаться, спастись от безудержного света. Но спасения не было. Вокруг уже не существовало ничего, кроме света.
Я лежал на холодном металлическом полу рядом с кроватью.
Из стен исходило ровное свечение. Перед моими обожжёнными глазами плыли неровные цветные круги. Я почти ничего не видел. Казалось, мои тюремщики решили лишить меня зрения.
— Прекратите! — крикнул я. — Я ничего не вижу! Выключите! Выключите свет!
Откуда-то издалека, из самых стен, послышался глухой нарастающий рокот, который становился пронзительнее и выше с каждой секундой, пока не рассыпался в треске странных электрических помех. Можно было подумать, что кто-то пытается включить неисправную громкую связь.