Одна из дверей неподалёку открылась, и в коридор вышли какие-то люди. Они все выглядели одинаково, как манекены, точно провели половину жизни в невесомости — высокие и худые, с опухшими лицами, в облегающих серых комбинезонах. Они о чём-то говорили — я слышал голоса, но не мог ничего понять.
Я дёрнулся — перед глазами всё плыло, — и пошёл вперёд, покачиваясь, как пьяный. Люди в комбинезонах медленно отдалялись от меня — они передвигались осторожно и плавно, как в отсутствие гравитации, а их одинаковые одежды странно мерцали на свету.
— Виктор! — крикнул кто-то позади меня.
Я обернулся.
Виктор? Нет, этого не может быть. Мало ли людей во вселенной, которых зовут Виктор.
Я качнул головой, пытаясь прогнать охвативший меня морок.
Оставалось восемь минут.
Я шёл, хватаясь за поручни в стенах, как калека, едва умеющий ходить. Кто-то попытался со мной заговорить, но я отвернулся и покачал головой в ответ — у меня не было времени на разговоры.
Номера шлюзов под потолком мерцали, как световые туннели в нейросети, а названия улетающих кораблей на экранах стремительно менялись — время с каждым мгновением неумолимо ускоряло свой ход.
Нет!
Мне нужна была лишь секунда, лишь мгновение, которое занимает команда во время нейросеанса — просто, чтобы снова увидеть её.
Она стояла рядом со шлюзом.
Она чего-то ждала, сцепив на груди руки и недовольно, резко отвечая рослому мужчине в форме соединённого флота.
— Лида! — крикнул я, и она обернулась.
Она узнала меня!
Лида вздрогнула, её чёрные волосы разлетелись по плечам, рука застыла в незавершённом движении, с раскрытой ладонью, чуть приподнятая над головой… — и в этот момент свет в коридоре замигал, а стены затряслись так, как будто двигатели станции сошли с ума и, вместо того, чтобы корректировать движение по орбите, стали разрывать её на части.
Меня отбросило к закрытому люку одного из шлюзов, но я ухватился за поручень, едва устояв на ногах.
По всему скелету станции проходила частая судорога, скрипели переборки, слышались крики и глухие металлические удары.
В коридоре загорелся красный свет.
Лиды уже не было. Она исчезла в этом мареве, в доносящихся со всех сторон воплях. Кто-то в блестящих одеждах пробежал мимо меня, споткнулся и растянулся по полу.
Станция медленно заваливалась на бок, как идущий на дно корабль.
Вектор гравитации неожиданно сменился, и невыносимая сила тяжести в десятки атмосфер потянула меня вниз, в жерло коридора, превратившегося в отвесную пропасть.
Из последних сил, чувствуя, что в любую секунду могу потерять сознание, я дёрнулся к пульсирующему над головой свету, перехватывая дрожащими руками поручни в стенах. Тело моё странно отяжелело — мне приходилось поднимать вес в сотни килограмм, и даже металлические поручни едва выдерживали эту нагрузку, опасно шатаясь при каждом моём движении.
Время оцепенело.
Между ударами моего сердца проходили минуты, часы. Я двигался медленно, едва удерживаясь, чтобы не провалиться в разверзшийся подо мной гравитационный колодец. Каждое движение моих мышц, каждый вздох преодолевал оглушительное сопротивление заполненного криком пространства, которое нарастало с каждой секундой, обрывало мне руки, сталкивало вниз — отдаляя, отделяя меня от неё. Даже воздух вокруг стал осязаемым и плотным, как будто всю станцию заполнил тяжёлый инертный газ.
— Лида! — закричал я и понял, что не слышу даже собственного крика.
На секунду мне показалось, что я нахожусь в вакууме.
Я поднялся ещё немного и упёрся головой в массивную дверь, похожую на перегородку в военном бункере.
От удивления я чуть не сорвался со стены.
Все направления передо мной перемешались, я уже не понимал, где верх, а где низ. Я потянулся рукой к двери и…
25
— Ответь мне! — Голос мой срывался на хрип. — Пожалуйста, ответь!
Я стоял, покачиваясь, посреди комнаты.
— Я хотел сказать, что у меня… — начал я. — Я чувствую, что у меня действительно не осталось времени… не осталось сил. Мне казалось, что ты хотела что-то сказать мне…
Рука моя потянулась к горящему глазу панорамной камеры.
— Если это так, — сказал я, — если ты действительно…
Раздался щелчок, в двери открылся люк, и из него вылетел белый пакет с энергетической суспензией. Пакет шлёпнулся на пол у моих ног. Один край у него был загнут, как будто его уже пытались открыть.
— Это что? — спросил я, уставившись на пакет. — Это что? Это твой…
Я поднял пакет и оторвал загнутый край. Суспензия была тёплой и горькой на вкус. Я сделал несколько глотков и почувствовал, как к горлу подступает рвотный комок.
— Что это? — прохрипел я, бросая пакет на пол. — Вы хотите меня…
Я с трудом сдержал рвотный спазм, меня мутило. Проглоченная суспензия выжигала меня изнутри. Свет у потолка странно мерцал, как при перебоях электричества, но я уже не обращал на это внимания.
Я доковылял до унитаза, прикрывая рукой глаза — как если бы именно свет вызывал у меня тошноту — и вдруг замер.
Что-то укололо мне в босую ногу.
Я наклонился и поднял непонятный предмет, похожий на обломок какого-то крепления или на антенну с тонким заострённым концом. Острый кончик был красным от крови.
24
Я пришёл в себя в медицинском отсеке.
Врачи сказали, что у меня было небольшое сотрясение, однако я провалялся без чувств почти двенадцать земных часов. Когда я, наконец, поднялся на ноги, Атрей уже улетел.
Произошёл сбой системы искусственной силы тяжести, и станция чуть не сошла с орбиты. Даже гравитация была против нас. Катастрофу удалось предотвратить, подключив маневровые двигатели и восстановив прежний эллипс, однако два человека погибло, а шесть получили травмы разной степени тяжести.
Включая меня.
Первым делом я проверил списки погибших и тех, кто находился в стационаре.
Лиды там не было.
Мне сказали, что, пока я лежал без сознания, ко мне приходила девушка, однако никто почему-то не записал ни её имени, ни звания, ни с какого она была корабля. Мне не могли даже толком описать её внешность.
Однако я знал, что это она.
Гефест покинул Марс только месяц спустя. Наши пути вновь разошлись. До возвращения домой у меня оставалось почти полгода, а Лида, когда мы только отправлялись к Юпитеру, была уже на Земле.
Мне хотелось вернуться. Незадолго до отлёта Гефеста я даже думал о том, чтобы написать заявление, уволиться, пересесть на ближайший корабль до Земли. Хорошо хоть мне хватило ума не рассказывать об этом первому пилоту.
Но потом я вдруг понял.
Нас разделяли миллионы миль, наши пути расходились по разным полюсам Солнечной Системы, и казалось, что новая встреча невозможна в силу каких-то неоткрытых, неисследованных ещё законов физики, из-за отрицательного притяжения магнитных полей. Однако Лида приходила ко мне, когда я лежал без сознания, упакованный в тёплый кокон, как новорожденный, с капельницей, приколотой к руке — она навещала меня, не представившись, не вписав в книгу посещений своё имя, а потом улетела на этом неуловимом Атрее, так и не дождавшись меня.
Я честно старался её забыть.
Прошла по меньшей мере сотня человеческих жизней, прежде чем я вернулся на Землю.
На Ганимеде я каждый день проверял программы полётов и вскоре нашёл Лиду — она оставалась в команде Атрея и улетала задолго до того, как я возвращался домой.
Перед отлётом я записал на суазор полученные с Земли новостные ленты и на обратном пути, мучаясь от тошноты, скуки и перегрузок почти в 6G, читал просроченные новости, чувствуя себя так, словно наша грузовая баржа прорезала ткань пространства и теперь неумолимо опережает размеренное время моей родины.