Выбрать главу

Все выжившие в той войне были её сыновьями…

Но всё это произойдёт через годы.

Глава пятая

САРАТОВСКАЯ ПТИЦА

«В такую шальную погоду нельзя доверяться волнам…»

Что за судьба у русского человека — беда за бедой, война за войной!

Год 1919-й. Гражданская война.

Суровые времена в людях воспитывали волю и характер. Лидия Русланова — уже профессиональная певица. Редкое низкое контральто, переходящее в сопрано. Репертуар, состоящий из народных песен и городских романсов. И на сцену она выходит в своём неизменном ярком сарафане, изукрашенном традиционной русской вышивкой, иногда в лёгких сапожках, иногда в лаптях.

Слушатели её — снова солдаты. Теперь уже другой, очередной войны. Они бьются за свою земную долю, за пашни и заводы против эксплуататоров — помещиков, кулаков, заводчиков. Пока они объединены одной волей, мечтой в светлое будущее и жестоко противостоят своим же братьям, также неистово воюющим под белыми знамёнами против большевиков, против Антихриста, за Веру, Царя и Отечество. Схлестнулись две лавы, два непримиримых воинства.

Одни разворачивались в марше, затыкали кричащие от боли и ненависти рты, понимая, что в этих обстоятельствах словесной не место кляузе. Строились в колонны и под гармошечку, плюнув на всё, в предсмертной агонии отплясывали:

Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем, Мировой пожар в крови — Господи благослови!

И вслед за неистовым Маяковским и умирающим от тоски, голода и сердечной недостаточности Блоком Господь благословлял обе рати на братское самоистребление. Русский философ и публицист белого стана Иван Ильин писал: «Гражданская война подобна землетрясению: всё колеблется, всё рушится, с тою только разницей, что люди сами вызывают это нескончаемое землетрясение и бушуют в нём. Создаётся впечатление, что люди так заражают друг друга ненавистью и жаждой мести, что все нравственные тормоза и общественные устои постепенно парализуются или вовсе отбрасываются. Тогда торжествует злая воля. Никто более не думает о примирении. Товарищ из народа более не является таковым. Враг в интернациональной войне никогда не удостаивается такой ненависти, как враг-земляк в гражданской войне. Нигде так не борются за уничтожение врага, как здесь, где пленных часто уничтожают, где нередко встретишь людей, которые похваляются количеством убитых врагов-сограждан.

Это также время всеобщей потери нравственности. Законы молчат или непрестанно меняются. Правовое сознание не успевает за ними и сдаётся. Никто не знает, что правомерно, что должно, что разрешено, а что не разрешено. Уголовники открыто выступают и беспрепятственно бесчинствуют. Они стремятся присоединиться к обоим фронтам, что им и удаётся; они проникают повсюду и увлекают нравственно слабых. Поэтому это время малого и большого авантюризма. Этих людей, авантюристов гражданской войны, надо было наблюдать непосредственно, лично, чтобы понять их природу: честолюбивые и алчущие власти, совершенно лишённые корней, деморализованные, они делают из гражданской войны профессию; бедность собственного народа им ни о чём не говорит; всеобщую разруху страны они даже не замечают; разрушение национальной культуры им безразлично. Это безродные карьеристы, которые привыкают купаться в крови и которым всё равно, где добывать деньги».

И вот, дорогой читатель, в этом кроваво-красном тумане и месиве, где брат шёл на брата, а сын на отца, наша героиня поёт солдатам одного из станов — красногвардейцам:

Окрасился месяц багрянцем, Где волны шумели у скал. — Поедем, красотка, кататься, Давно я тебя поджидал.
— Я еду с тобою охотно, Я волны морскиЯ люблю. Дай парусу полнАю волю, Сама же я сяду к рулю.

Вольно, свободно разливается её голос. Трепещет, как косынка на ветру, её вибранта, прибавляя волнения и драматизма. И неправильности языка, эти невесть откуда взявшиеся гласные «А», «Я», «Ы», «И», наполняясь дыханием сильного голоса певицы, становятся настолько естественными и единственно правильными, эмоционально и художественно верными, что слушателю и зрителю только и остаётся, что волноваться и восхищаться да втайне от командиров и комиссаров думать не о великой идее и мировой революции, а о родной деревне, о жене и детях, о родимой сторонке.

Солдаты-красногвардейцы сидели и стояли перед ней как заворожённые. В них, охваченных стихией войны «за рабочее дело», «за землю», «за лучшую долю», проступали черты сыновей своих матерей, женихов своих невест, мужей своих жён и отцов своих детей. Певица удивительным образом смешивала в этом, казалось бы, банальном, тысячу раз петом и слышанном жестоком романсе торжество бури, той самой, захватившей их и не отпускающей к семьям и земле, и трагедию личной человеческой любви.