— Расслабься. — Его губы были всего в миллиметре от моего лица. А потом он спросил: — С тобой все в порядке?
Это не тот романтический момент, которого я ждала всю жизнь.
Я кивнула и приложила все силы, чтобы сосредоточиться. Наш танец почти закончился, и я вздохнула с облегчением. Да! Теперь осталось только уйти с подиума и встать на сцене.
Мы шли пара за парой. Мы в самом конце, а перед нами Джевел с Шоном. И тут-то это и произошло.
Я наступила на платье Джевел. Я же говорила, оно слишком длинное.
Она упала. А потом Мелисса, Дори, Стефи и все остальные девчонки. Кто-то из них приземлился на Эйфелеву башню и сшиб ее.
За сценой дружно вскрикнули декораторы. У всего зала перехватило дыхание. Ошеломленная Стефи оглядывалась по сторонам, потирая локоть. Прическа Дори растрепалась. Мелисса ударилась затылком.
О боже. О боже. О боже.
Я послала Мири умоляющий взгляд, чтобы она как-то все исправила, но сестра сидела, опустив голову на руки, и не смотрела на меня.
Музыка по-прежнему играла, но никто не двигался. Они все уставились на меня. Наконец и музыка остановилась, и мы медленно ушли за сцену. Раф на меня не смотрел. Он, наверное, вообще больше никогда со мной не заговорит. Я сорвала все шоу.
Как только мы оказались за кулисами, Мелисса, Джевел, Дори и Стефи окружили меня, словно акулы.
— Какого дьявола ты творишь? — заорала Мелисса. — Ты все испортила.
У меня в горле был ком размером с футбольный мяч.
— Мне очень жаль.
Джевел только покачала головой.
— Я не буду участвовать в последнем танце, — сказала я. — Не хочу больше причинять вред.
— Ну уж нет, — сказала Дори, замахав обеими руками. — Ты нужна нам в последнем танце. Наш кусок всего двадцать секунд, и, если мы будем не все, это будет выглядеть по-идиотски. Только надень кроссовки, чтобы опять все не испортить.
— Идиотка, — прошипела Мелисса. — Неудачница.
Я переоделась во все черное для следующего номера.
Я сижу на крышке унитаза в той же кабинке, где мы с Мири разговаривали некоторое время назад и плачу. Я никогда отсюда не выйду. Никогда. По крайней мере, до тех пор, пока остальные не покинут школу.
Мелисса была права, назвав меня идиоткой. Как долго теперь все будут надо мной смеяться?
И становилось только хуже.
Итак, я переоделась и заняла свое место. Но когда остальные участники двинулись в одном направлении, меня потащило в противоположную сторону. Я не вовремя наклонялась и выполняла вращения. Я была средоточием хаоса. Но это еще не самое страшное.
После завершения номера мы должны были ждать на сцене (и все ребята злобно на меня поглядывали), пока Уилл называл наши имена в алфавитном порядке. Он выкликнул всех участников, и всем аплодировали, всех поздравляли и кидали им букеты. И вот он произнес:
— Рейчел Вайнштайн!
Никто на захлопал. А если кто-то и хлопал, его не было слышно за всеобщим смехом. Я прошла по подиуму, как должна была, только для того, чтобы понять, что никто не бросит мне цветов. Даже мои родители, которых трудно в этом винить. Они явно были заняты своими мыслями.
Уилл произнес:
— Лондон Зил! — последнее имя в шоу, и она направилась по подиуму, махая зрителям, как королева, и ловя букеты.
Вот тут-то я и споткнулась, упала на Лондон, и мы с ней и с цветами слетели со сцены.
Раздался грохот.
— Моя нога! Ты просто ходячая катастрофа!
Это она кричала, а не я.
Она снова вскрикнула и ударила меня по голове розой. Я смущенно извинилась, прежде чем сбежать оттуда, как с пожара.
Я сижу в туалете уже сорок минут и через дверь выслушала жуткую ругань в свой адрес, хотя они и не знали, что я здесь. Конечно, я не ожидала снисхождения после того, что натворила. Мелисса назвала меня неудачницей, Дори заявила, что в жизни со мной не заговорит, а когда Стефи сообщила, что Лондон увезла «скорая», я совсем сникла. Я очень надеялась, что никто не услышит мой плач. Уже десять минут в туалет никто не входил, но я все еще боялась выйти.
Я собиралась немедленно переводиться в другую школу. Но новости об этой катастрофе наверняка уже распространились по школам трех ближайших штатов, и мне стоит либо подумать о дальнейшем обучении на дому, либо уговорить маму переехать в Айову. Хотя теперь она, наверное, меня ненавидит и не станет спасать.
Мне не хотелось возвращаться домой. Я бы и не вернулась, если бы мне было куда пойти. Я даже не могу сбежать к папе, ведь я разрушила его жизнь. И жизнь Дженнифер тоже. А Присси теперь до конца дней будет ходить к психоаналитику. Тэмми меня ненавидит. Раф никогда больше не заговорит со мной, и не имеет никакого значения, что он пригласил меня на Весенний бал.