Педро ласково разговаривал с женой, которая постепенно успокаивалась:
- ...а когда мы поженились, помнишь, я обещал, что однажды привезу тебя во Францию? Ты ведь не жалеешь, что поехала за своим мужем в такую даль? Теперь, видишь, этот день наступил. Вот мы и у тебя на родине. Скоро ты увидишь своих родных. Все тебя там ждут. Все встретят с радостью. Это будет похоже на возвращение блудного сына, да?
Поток слов, казалось, действовал на нее усыпляюще. Он уложил ее на сиденье и, отвернувшись, чтобы она не видела его слез, провел рукой по лицу.
- Педро, - позвала она.
Он вытер глаза и повернулся к ней:
- Да, дорогая?
- Я, наверное, оставила свою сумочку вместе со всеми вещами в трейлере. Принеси мне ее, пожалуйста.
Она улыбалась. Педро смотрел на нее. Жермена была прелестна.
- Сейчас.
Он забрался в трейлер. Чемоданы Жермены были здесь, но сумочку он нигде не видел. Он подошел к переднему стеклу, чтобы стуком привлечь внимание жены и знаками спросить ее, куда она положила сумочку. Во рту у него пересохло: через стекло трейлера он увидел, как Жермена украдкой достает припрятанную сумку, открывает ее, вынимает крошечный револьвер и проверяет обойму.
На лбу у него выступил пот. Возможно, Жермена почувствовала его взгляд: она закрыла сумочку и обернулась. Педро заставил себя улыбнуться. Жермена показала ему сумку, зашевелила губами, чтобы сказать: извини меня... Он махнул рукой, мол, неважно, и показал ей бутылку. Жермена кивнула.
Педро опустился на кушетку, закрыл лицо руками. Что делать? Что делать? В сотый раз он задавал себе этот вопрос.
Услышав шаги жены, он поднял голову, встал и засуетился.
- Что ты делаешь, Педро?
- Такая прекрасная погода, дорогая. Я подумал, что можно вынести стол и стулья и выпить аперитив на свежем воздухе...
Фред ругал Терезу, которая, как ему казалось, шла слишком медленно:
- Так мы никогда не доберемся! Я говорил тебе, давай поедем на машине. Но нет, мадам захотела пройтись пешком! Мадам боится...
Всегда, когда он произносил это слово, лицо его невольно искажалось. Он сухо продолжил:
- Ты войдешь первой. Узнают тебя потом или нет, это не имеет значения. А меня... Сама понимаешь. Сделай так, чтоб в вестибюле никого не было, и подай мне знак. Скажи им, что есть мы будем в номере.
Глава X
У посетителя был унылый, измученный, жалкий вид. Он предъявил удостоверение:
- Инспектор Живраль. По поводу заявления об исчезновении...
Горничная в панике устремилась в гостиную:
- Месье, месье, полиция!
Обращаясь к Жанне и Женевьеве, Жорж проговорил:
- Ах! Наконец-то! Есть все-таки правосудие во Франции.
- Не сиди так! - строго сказала Жанна Женевьеве, у которой было отсутствующее выражение лица. - Это тяжело, я понимаю. Но ты же хотела развестись? В чем же дело?
Женевьева поежилась:
- Полиция... Какой стыд... - Надо пережить этот неприятный момент. Жорж пытался успокоить сестру. - Иди, Жину, иди...
Он легонько подталкивал ее к двери.
- Идем со мной, Жорж... - произнесла Женевьева умоляющим тоном.
- Сейчас приду, не бойся.
Инспектор сидел в прихожей и шевелил ногами, морщась от боли. Увидев Женевьеву, он чуть привстал, отдавая дань вежливости, и тут же уселся вновь.
- Прошу прощения, что побеспокоил вас в воскресенье, мадам. Это вы Женевьева Журлье, по мужу Куртуа?
Она молча кивнула. От волнения ее сердце забилось сильнее: лишь бы с Жюльеном ничего не случилось... Инспектор продолжал монотонным голосом:
- Вы заявили об исчезновении мужа... - Он заглянул в грязный блокнот. Вчера, в субботу, в двадцать два часа сорок минут?
Женевьева испуганно вскрикнула:
- Вы нашли его? - Она судорожно сплела пальцы. - Он умер, да?
Живраль посмотрел на нее мрачным взглядом, в котором сквозило некоторое удивление.
- Нет, мадам. Я просто уточняю сведения.
Женевьева опустилась на стул. "Любопытно, - подумал полицейский, такое впечатление, будто она разочарована, что он не умер". А вслух сказал:
- В последний раз вы видели его вечером в субботу, в девятнадцать часов тридцать минут. Так?
- Не совсем, - вмешался Жорж, появляясь в прихожей.
- Ну да! - сказала Женевьева. - У меня было свидание...
- Дай мне сказать, - отрезал Жорж, поворачиваясь к Живралю. - Она его не ВИДЕЛА, она говорила с ним по телефону. Это разные вещи!
Инспектор согласно кивнул, послюнявив карандаш.
- Ясно. - Он внес уточнение в блокнот. - А где он находился в этот момент?
- В своей конторе, в здании "Ума-Стандард" на бульваре Осман... Это на углу...
Инспектор жестом дал понять, что знает это место, и она замолчала, глядя, как он записывает ее слова.
- Вы уверены, что он звонил именно оттуда?
- Это я ему позвонила.
Живраль изобразил понимание, но это выражение исчезло с его лица, когда он, извинившись, наклонился, чтобы помассировать щиколотку.
- Со вчерашнего дня с полудня на ногах. Так что сами понимаете...
- Вижу, вы и воскресенье работаете, - сказал Жорж с той долей любезности, которая должна была показать его демократические взгляды.
- Посменно. Кто-то же должен работать, что бы там ни говорили о полицейских. Те, за кем мы гоняемся, и по воскресеньям не сидят без дела.
Живраль вновь послюнявил карандаш. Женевьева отметила про себя, что у него удивительно белые зубы.
- Ладно, - проговорил он. - С тех пор вы его не видели?
Женевьева покачала головой, делая над собой отчаянные усилия, чтобы не разрыдаться.
- И не слышали о нем? - настаивал Живраль.
- Ни слуху ни духу, - ответил Жорж.
Инспектор закрыл блокнот. Жорж сделал шаг вперед:
- А скажите... Со своей стороны вы выяснили что-нибудь?
- Ничего. Мы только начинаем, месье, - сказал Живраль, показывая на блокнот, прежде чем убрать его в карман.
- Значит, за двадцать четыре часа вы ничего не сделали, ничего не предприняли? Великолепно! Ах! Хороша же полиция во Франции! - рассердился Жорж.
Живраль пожал плечами:
- Мы уведомили больницы, полицейские комиссариаты... Что же вы хотите еще? В субботние вечера этих "исчезновений" столько... тут надо действовать осторожно. Обычно после полуночи все улаживается.
Женевьева поднесла руку к губам, чтобы заглушить крик.
- Я говорю это не для того, чтобы вас обидеть, мадам, - оправдывался инспектор, - но мужчины, а? Вы ведь знаете, что это такое...
Она больше не могла сдерживаться и заплакала, закрыв лицо руками. Жорж, казалось, был в затруднении. Живраль попытался загладить оплошность:
- Заметьте, есть такие, которые возвращаются домой к жене только в понедельник утром... Не надо волноваться. К чему так переживать, мадам? Значит, вы знаете, где он?
Женевьева быстро подняла голову. Она напоминала затравленного зверька. Жорж тут же вмешался:
- Кстати, инспектор, я хотел бы сообщить вам, что... я собираюсь завтра утром в прокуратуру, чтобы предъявить моему зятю обвинение в мошенничестве...
- А... Обвинение в мошенничестве... Но это не по моей линии...
Приоткрыв рот, инспектор смотрел на Жоржа и, вытянув ноги, усаживался поудобней.
- По вашей... Косвенно, поскольку речь идет о моем зяте. Он украл у меня деньги...
- Жорж, умоляю тебя! Месье это не интересует.
- Напротив, мадам. Существует три человека, которым необходимо рассказывать все, абсолютно все: врач, духовник и полицейский... Значит, месье Куртуа украл у вас деньги... И вы думаете, он поэтому сбежал?
- Нет... Он не знает, что мне об этом известно.
- Ага... И вы, значит, собираетесь подать жалобу?..
- Да, именно. Прокурору. Завтра же утром. Я узнал обо всем лишь в субботу поздно вечером.
- Ясно, ясно... - Живраль испустил глубокий вздох. - Следовательно, вы понимаете, месье, что до сего момента мы не могли ничего знать. Но, разумеется, вы считали нужным поставить меня в известность... - Он слегка оживился. - По-вашему, значит, существует некая связь между его исчезновением и мошенничеством...