Мои личные отношения с лифтами издавна были сложными. Помнится, в доме, где я прожил два десятка лет, лифт словно бы невзлюбил меня. Иначе трудно было бы объяснить все происходившее между нами. Я всегда старался выполнять инструкцию пользования лифтами и потому никогда не курил в лифте, не сорил, не перегружал его, старался не нажимать на две кнопки сразу, ни разу не написал на стенке кабины ни единого слова. И все же, когда я обычно утапливал кнопку седьмого этажа, лифт редко доставлял меня по назначению. Он обычно останавливался на третьем. Я снова нажимал кнопку с цифрой 7. Мое упорство, видимо, выводило лифт из себя, но и тогда он не поднимался выше пятого этажа. Однажды мне даже пришло в голову, что высота, на которую поднимается лифт, зависит от его настроения. Чем оно лучше, тем выше он поднимается, и наоборот. Я, видимо, обладал собственным полем или излучал какие-то волны, которые действовали на лифт угнетающе.
При последующем надавливании на кнопку лифт непременно поднимался выше, чем требовалось. Если теперь я имел неосторожность снова нажать на семерку, лифт опускал меня на первый этаж.
"Вызову диспетчера!" - пригрозил я ему однажды. Тут же в кабине погас свет, и мне пришлось ощупью отыскивать кнопки на панели. В конце концов я приспособился: жал кнопку восьмого этажа, выходил там, а потом спускался на один этаж по лестнице.
На восьмой этаж лифт путешествовал беспрепятственно. Когда я выходил, он некоторое время стоял на месте, словно желая удостовериться, что больше не понадобится. Затем двери его захлопывались, снова открывались, опять затворялись, - и так раз до десяти. И было непонятно: то ли лифт торжествовал свою маленькую победу надо мной, то ли в нем просыпались угрызения совести, и он стремился показать, что извиняется.
Описываемые события относятся к моему второму приезду в Дом творчества, или Литфонд, как его тут называют для краткости. Впервые я прибыл сюда ранней весной, а точнее, в апреле позапрошлого года. Тогда все здешние лифты были норовистые, к тому же - устаревшей конструкции. Они редко останавливались на нужном этаже, но с этим еще можно было мириться. Конечно, во многих случаях виноваты были сами постояльцы дома, как Пишущие, так и Отдыхающие. Они произвольно манипулировали кнопками, нажимая их по две-три сразу. В результате они все-таки куда-нибудь попадали: либо на самый верх, в библиотеку, либо вниз, в холл первого этажа. Я же чаще всего оказывался на последнем, тринадцатом этаже, где, руководствуясь своим богатым опытом общения с подобного рода подъемниками, предпочитал выйти и завершить путь пешком.
Мне припомнилось, как в свой первый приезд я решил пожаловаться на лифты директору Дома. Он посмотрел на меня добрыми кавказскими глазами, весь расцвел в улыбке и долго благодарно пожимал мне руку:
- Спасибо, дорогой! Давно хочу заменить их на новые, но не могу без жалоб со стороны Отдыхающих. Пиши заявление.
Заявление я написал. Событие это в течение трех дней отмечалось шумными празднествами, которые происходили попеременно в ближайших горных аулах и в приморских ресторанах.
Приехав снова в этот южный Дом творчества, я убедился, что лифты здесь действительно установлены новые. Однако работали они теперь на ином принципе и вместо скрипучих тросов приводились в действие бесшумно, магнитным полем. Подъемники были скоростными, а потому имели обтекаемую форму и внешне напоминали артиллерийские снаряды. Правда, большинство Отдыхающих и Пишущих об этом даже не подозревали. Отмечено было, что лифты стали намного надежнее, реже выходили из строя. И выкрутасничали они меньше, хотя остановить их на нужном этаже все же не всегда удавалось.
Иногда им делали профилактику, как и другим, нормальным лифтам. Тогда на крыше дома снимались защитные колпаки, кабины извлекались из колодцев, и ими занимались бригады монтеров.
Для мгновенного подъема кабины на крышу пользовались "красной кнопкой", которая давала кратковременный импульс, в результате чего кабина как бы "выстреливалась" вверх. В нормальных условиях нажимать на "красную кнопку" запрещалось, и она была опломбирована.
Я приношу извинения за столь подробный рассказ о лифтах в Доме творчества, но без этого трудно было бы понять дальнейшее.
...Двери лифта приветливо распахнулись передо мной. Я вошел в кабину и привычно нажал кнопку седьмого этажа. Лифт тронулся, но по прошествии нескольких секунд я почувствовал, что он тормозит. Было ясно, что кто-то вызвал кабину. На табло вспыхнула цифра 5. Дверь отворилась. Я глянул в проем и обомлел. Напротив двери стоял... динозавр! Не гигантский какой-нибудь, а примерно двухметровый, аккуратный такой, коренастый. Тонкими человеческими пальцами он сжимал обыкновенный термос. Мощная челюсть ящера открылась, и он прохрипел вопросительно:
- В-в-вер-х?
Замешательство помешало мне ответить. Створки двери автоматически захлопнулись, и лифт продолжал движение вверх.
Уже у себя в комнате я решил, что это был ловкий розыгрыш. Каков костюмчик! На любом карнавале ему обеспечена первая премия. Жаль, что за те несколько секунд, пока были открыты двери лифта, не удалось как следует рассмотреть "динозавра".
Собирая пляжную сумку, я вспомнил про термос в лапах... Нет, мне четко запомнились тонкие человеческие пальцы! У хозяина этого замечательного костюма был только один просчет: всем известно, что у ящеров были когтистые лапы.
Иностранного Писателя я обнаружил на пляже Литфонда. Он расположился на лежаке под пестрым "грибком", неподалеку от входа, где в тот сезон покоилась огромная Коряга, выброшенная за ненадобностью морем. Рядом с гостем лежали австралийские джинсы "блюз-юнион" и тенниска со стоячим воротничком.