– Вячеслав, – сказал я.
– А? – Ильницкий обернулся, он задумчиво разглядывал что-то у себя под ногами, весь погруженный в какие-то тягостные размышления.
– Смотрите.
Я ткнул рукой в сторону солнца, нависшего над горизонтом. Смотреть против света было трудно, все расплывалось, но какая-то черная штучка вдалеке, среди бесконечного песка, явно присутствовала.
– Что за хрень? – оживился Ильницкий. – Да, торчит что-то… Может, колодец? Ты прикинь, парень, мы ж тут без жратвы и неделю продержимся. А то и больше. А вот без воды…
– Неделю? – глупо переспросил я. Ильницкий вытер ладонью пот с лица и покачал головой:
– От же ж дураки. Ты что, ничего не соображаешь? Никто не знает, где мы. Как отсюда выбраться – я не знаю, и никто не знает. Мы тут надолго, а может, и навсегда. Главное сейчас – не усраться со страху, нах, а пытаться что-то предпринять…
3
Черная штучка практически не приближалась, хотя мы шли уже почти полчаса. Может быть, это такой пустынный оптический эффект, но лично мне казалось, что она даже отдаляется.
– Ты чем промышляешь, Костян? – спросил Ильницкий. Он шагал впереди меня, и я отчетливо видел на его спине рваный шрам, наверное от ножа.
– Я? В газете, спортивный корреспондент. А вы?
– А я специалист, нах. По связям с общественностью.
Ильницкий коротко хохотнул. Соврал, понятное дело.
– Я вот тут думаю, – продолжал он, – чего дальше делать и как оно вообще происходит. Прикинь, Константин: а что если мы все померли?
– То есть? И это – ад?
– Почему сразу ад? Может, рай, нах. Может, чистилище, нах. Всяко может. Лифт этот, скажем, оборвался или сгорел, вот мы тут и очутились.
– А почему мне тогда жарко? И как это я умер и пью коньяк? – возразил я, остановившись на секунду, чтобы вытряхнуть из туфли хоть немного песка. Ильницкий прошел еще немного, потом подождал, пока я догоню, и сказал устало:
– Пошли, Константин. Все равно заняться больше нечем.
– Попить бы…
– Вот там и попьем, если это колодец.
Еще через сорок минут штучка наконец начала приближаться, и Ильницкий с неким даже восхищением в голосе крикнул:
– Твою мать, да это ж лифт!
В самом деле, это была кабина лифта, стоявшая, чуть накренившись, среди песка и утонувшая в нем примерно на четверть. Если наша торчала посреди воронки, то эта, напротив, на небольшом холмике. Мы ускорили шаг и вскоре были уже рядом.
– Мужики! – крикнул Ильницкий, когда мы оказались метрах в двадцати, и сделал мне знак остановиться. – Мужики! Здорово!
Никто из лифта (он был развернут к нам задом) не появлялся.
– Давно, похоже, стоит, вон как песком занесло… – указал я.
– Может, буря была как раз до нас.
И тут я споткнулся и упал лицом вниз. Падать было мягко, все же песок, и я тут же поднялся. Отряхиваясь, услыхал, как Ильницкий цокнул языком и сказал:
– Один есть.
Я думал, это он про меня, но оказалось – про скелет, о который я, собственно, и споткнулся. Скелет лежал, засыпанный песком практически полностью, и сейчас Ильницкий выволок его на свет божий.
– Пошли в лифте посмотрим, – буркнул он.
В лифте мы нашли еще двоих – судя по остаткам одежды, женщину и мужчину. Оба сидели у задней стенки. Это были даже не скелеты, а мумии – тонкая твердая кожа, обтянувшая кости, осыпавшиеся пряди волос… Меня передернуло, когда я подумал, что мы все можем кончить так же.
Обыскать бы их надо, – сказал Ильницкий.
Я не могу»
Зато я могу. Посмотри вон тогда в пакете, что там валяется, а я – по карманам.