— Так может быть, Иосиф Виссарионович, мы возьмем этого самого Колкера и…
— Я угадал вашу мысль, Владимир Ильич. Мы возьмем его и расстреляем!
— Верно, батенька! Совершенно верно!
Мы были уверены, что на праздновании Старого Нового года такая невинная юмореска вызовет безудержный хохот и гром оваций. Прозвучали последние слова нашего дуэта, записанного на магнитофон, и…
Тишина. Зловещая тягучая тишина. Лишь один человек мелкими торопливыми шажками стремительно кинулся к телефону.
А я всегда считал его музыковедом…
Беспомощно оглядываюсь и, заикаясь, спрашиваю у Петрова:
— Что мне делать? Андрей Павлович!
— Возьми свое творение, спустись в туалет и мгновенно уничтожь! Иначе Союза композиторов тебе не видать, как своих ушей! — отвечает, заикаясь, Андрей Павлович.
Я схватил пленку и ринулся вниз к туалетам. Пленка рвалась с трудом. Заграничная! Сливной бачок набирал очередную порцию воды очень медленно. Наконец, все следы преступления были уничтожены.
При выходе из туалета меня облапил Ростропович:
— Умоляю! Дай переписать! Это гениально!
— Что переписать? — удивленно смотрел я на него.
В 1968-м я стал одним из первых лауреатов премии Ленинградского комсомола. Газета “Смена” поздравила меня такими строчками:
“За музыку звонкую, яркую, смелую Тебе мы завидуем завистью белою!”.
На следующий год Андрей Петров, как бы невзначай, напомнил мне, что я горячо желаю быть в первых рядах строителей коммунистического общества. И вот я в КПСС.
Зачем вы, мальчики, красивых любите?
Маша Пахоменко?
Мария Пахоменко?
Мария Леонидовна Пахоменко?
Время здесь не властно. Это очень красивая женщина!
Маша родилась в Ленинграде, но все ее родственники — мать, отец, бабки и деды — из Белоруссии, с Краснополья.
Я вывел формулу: белорусы — это те же русские, но со знаком качества.
Мне повезло вдвойне. Маша красива и умна. Редкий случай.
Моей везучести просто нет предела. Маша красива, умна и предана своей семье. Весь день она колготится, ни разу не присев. Продуктовые магазины, обед, стиральная машина, уборка.
Отдых для нее наступает к вечеру, когда, наведя скромный макияж, она едет на сольный концерт.
Сначала Маша пела в женском вокальном квартете. Солисткой она стала значительно позже, в шестьдесят четвертом году.
Мне стоило больших усилий — в те времена, когда она еще пела в квартете, — уговорить ее выступить в новом амплуа и записать свою первую сольную песню “Качает, качает, качает…”.
Песня была написана на стихи Льва Куклина к спектаклю “Иду на грозу” по роману Д. Гранина. Дебют этот был несомненной удачей.
Расставшись с театром, песня зажила своей самостоятельной жизнью. Молодой, удивительно чистый, а главное, незнакомый Машин голос сыграл здесь важную роль. Через год всё и вся “качало” — корабли и поезда, молодежные вечера и концертную эстраду. Позже Мария Леонидовна стала исполнительницей очень многих песен наших композиторов. От М. Блантера и В. Соловьева-Седого до А. Пахмутовой и В. Гаврилина.
Из моих “женских” песен она спела почти все.
“Опять плывут куда-то корабли”, “Утоли мои печали” — стихи Инны Кашежевой; “Хохлома”, “Чтобы ни случилось” — стихи Михаила Рябинина; “Стоят девчонки”, “Красивые слова”, “Моя Россия”, “Рябина” и романс Лиды (из мюзикла “Свадьба Кречинского”), “Чудо-кони” и “Признание” — все на стихи Кима Рыжова.
Песня “Признание” — это исповедь женщины, вышедшей замуж не по любви. А сколько таких было в послевоенные годы…
И хотя война была далеко в прошлом, проблема замужества у нас оставалась болезненной во все времена. “Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят”. Эту статистику регулярно подправляли Корея и Вьетнам, Афганистан и Чечня, Таджикистан и… Убивают самых юных. Женихов.
Вот и голосят по всей России безутешные матери и обезумевшие невесты.
Ким написал такие грустные и жизненные строчки:
Эту песню Маша поет уже четверть века. Песня не стареет.
Интересно устроен наш зритель. Он, не задумываясь, отождествляет поэтический образ песни с исполнителем. Увидел в телепередаче, как Пахоменко искренно и проникновенно поет “Признание”, и мчится к телефону: “Правда, что вы с Марией развелись?”. Многие годы нам на концертах задавали, смущаясь и краснея, один и тот же вопрос: “Извините меня за нескромность, говорят, что вы с Пархоменкой развелись. Это правда?”.