Зачем только будили? Никто же не просил. Проснуться в черноту. И пусть свет из окна, всё одно — чернота. Сгусток её затаился в районе живота, тягучий, мёртвый, отравляя собой всё вокруг.
Зачем будили? Мучить капельницами? Тоже мне, весну устроили, кап-кап. Организм чистят по капельке. А душу как вычистить? Безнадёга в ней разрослась борщевиком, придавив собой росточки Веры, Надежды и Любви. Не оклематься им больше, не расцвести. Приходил тут один из больницы, специалист. Этот не просил высунуть язык, не тыкал в грудь и спину фонендоскопом, всё говорил, говорил. Психиатр, он словно клизма, мозги промывает. Только глаза у него при этом пустые, глаза почасовика. С такими чужую душу не излечить. Пришлось терпеть, пока доктор-псих не убрался, чтобы снова отвернуться к стене.
Вот зачем разбудили? Теперь объяснять маме, объяснять папе. Что и как? Вот можно было бы пропустить это. Раз и заснула, а проснулась — уже всё в прошлом, забыто и быльём поросло. Словно и не было ничего. И, ещё неприятный момент — как вернуться в школу, где за спиной обязательно будут перешептываться: «Вон, вон самоубийца идёт». Вот вам, философам всех времён и народов, и ответ на вечный вопрос: «Есть ли жизнь после смерти?» Нет, потому, что с клеймом истеричной лузерши это не жизнь. И в родном городе от него не избавиться. Это тебе не в косметический салон заскочить, татушечку свести. Бежать отсюда и как можно скорее. Но как, пока аттестат ещё не на руках?
Благо никто не навещает. Избавлена читать сочувствие в чужих глазах и самой притворяться не надо. Заглянула тётка, посидела у постели несколько минут, поизвлекала из себя кое-какие звуки и на весь вечер заякорилась на кухне. Там курят, там сплетничают, на кухне с телевизором весь мир домохозяек, гавань большинства женщин. Или болото? Как на это посмотреть. Всегда так было — кому спасительный конец, кому начало петли.
Отец заглядывает утром, перед работой и вечером, после. Слава богу, ничего не говорит, хотя и от его взглядов сквозь землю готова провалиться. Не оправдала надежд доченька. Папочка, я не такая сильная. Прости, что пропускала мимо ушей твои предостережения. А ведь ты оказался прав — никому верить нельзя. Нашёл — молчи, потерял — тоже молчи. А я, дура, поверила….
Зашла соседка с пятого этажа Полина Исаковна, главврач психдиспансера. Не за солью, за нею она бы мужа отправила, видимо папа попросил. Полина Исаковна не стала давить на мозги и насиловать совесть, посмотрела язык, глаза, задала несколько вопросов о самочувствии. Потом она неожиданно положила на кровать учебник Алгебры и попросила решить задачку.
— Заковыристая попалась, дочка никак не справляется, — объяснила она.
Во как! Дочка её на год моложе меня, учится в соседней школе. Мне налево из подъезда, ей направо. Какие у неё оценки, я не знаю. Мы почти не общаемся. «Привет-здорово», не более. С мальчишками она не ходит, такая же «красавица», как и я. Отчего ж в таком случае не подсобить товарке по цеху «неказистых». К тому же сама главврач «психушки» просит. Открываю учебник. Задачка и впрямь, с подвохом, и в лоб, и с боку не решается. Не помнится, чтобы в прошлом с ней проблемы возникали. Такие вещи запоминаются. А тут? Ещё и ещё раз перечитать условия. Чего-то здесь явно не хватает. Как не хотелось вставать из постели, пришлось выбираться из-под одеяла, лезть в книжный шкаф. Там учебники за прошлый год. Где ты тут, Алгебра? Ага! Страница там, страница здесь…. Вот и задачка! Так и есть, в учебнике, переизданном годом позже, не хватает одной величины. А без неё задача не решается. Указываю на опечатку Полине Исаковне. Та одобрительно покачивает головой:
— А ты молодец.
Пожимаю плечами, мол, дело обычное.
Полина Исаковна не соглашается:
— Не скажи. Не всякий бы догадался сравнить учебники. В этой головке что-то есть.
Улыбаясь, она пальчиком стучит мне по лбу.
— И что толку….
Её похвала неожиданно вызывает поток слёз. Будто плотину прорвало. Копилось, копилось и прорвало. Со слезами выливались обиды и оправдания, кем-то когда-то недопонятость очевидного, жестокость со стороны друзей и самое главное — неприятие вселенской несправедливость по отношению к себе. Окружающим природа от души отмеряла, а тут и глаза не выразительные и нос не тот, волосики никакие вдобавок к нескладной фигуре. За что?
Полина Исаковна не перебивала этот слёзно-словесный водопад ни словом, ни жестом, ни взглядом. Вот, что называется профессионализмом — умение слушать. И сколько ещё она могла так просидеть — одному богу известно. Время в комнате остановилось вместе с будильником пару дней назад. Если отбросить всякую мистику, батарейка в нём села. Но как-то всё одно к одному. «… и батарейка эта…» Туда же, в копилку обид. Как ни много их оказалось, но и они начали повторяться. Вот тут Полина Исаковна и ожила: