Хэлловэй вошел в особняк, проследовал по сумрачному холлу в свой кабинет и встал перед телефоном. Хотя он и не хотел думать об этом, но нужно было принимать другие решения и улаживать другие вопросы. За четыре месяца до того, как реанимировали “Ночь и Туман”, он заключил деловое соглашение, которое, несмотря на все личные проблемы, нельзя было игнорировать. За поставку товара, чью смертоносную при-Роду превосходила лишь склонность его клиентов к убийству, Хэлловэй запросил целое состояние. Нарушение этого соглашения повлекло бы за собой фатальный исход. Не имея другого выхода, Хэлловэй подключил все внутренние ресурсы, которые заложил в него отец, и взялся за телефонную трубку.
2
Мехико.
В третий раз, пытаясь заняться любовью со своей женой, Арон Розенберг потерпел фиаско. Он хотел было возбудить себя сам, но жена отвела его руку в сторону. Сначала он подумал, что она раздражена его повторяющимися неудачными попытками и хочет вообще прекратить это. Но вместо этого она поцеловала его в грудь, потом в живот…
— Дай я сама тебя заведу, — промурлыкала она и опустила голову ниже.
Сквозь не до конца задернутые шторы в комнату проникал солнечный свет. Слабый ветерок остужал вспотевшее тело. Закрыв глаза, он чувствовал, как волосы жены касаются его паха, и слышал приглушенное гудение транспорта с Пасио-де-ля-Реформа.
Его неудачи в постели имели много причин: озабоченность исчезновением отца, страх за семью и за себя самого. Конечно, у него были телохранители. но каждый раз, когда он выходил из дома, его мучили дурные предчувствия, и, как следствие, он покидал дом не чаще, чем того требовал бизнес. Забавно, но в этот день он остался дома как раз из-за бизнеса. С раннего утра он ждал телефонного звонка такой важности, что просто не мог позволить себе разговаривать из офиса. В связи с этим даже его домашний телефон, как, собственно, и сам дом, ежедневно подвергались проверке на предмет обнаружения подслушивающих устройств, и все равно Розенберг не мог быть абсолютно спокоен.
Жена продолжала, его член начал реагировать. Розенберг пытался забыть еще одну причину его недавней импотенции. Он был уверен, что последние два месяца у его жены роман с телохранителем по имени Эстэбан. Невозможно было не заметить, как они переглядываются, а также нельзя игнорировать и обновление ее сексуальной техники — новое желание самой “заводить” мужа. За одно он мог быть благодарен — роман не афишировался. В противном случае в городе с испанскими нравами Розенберг никогда не смог бы изображать, что не знает об измене жены, и сохранить при этом уважение коллег по бизнесу и полицейских чиновников.
Он признавал, что частично сам виновен в ее поведении. После возникновения недавних трудностей его сексуальная потенция фактически была на нуле, но даже и до этого большую часть времени дела держали его вне дома, и жена чаще бывала с Эстэбаном, чем с ним. И все равно, зло подумал Розенберг, если его бизнес требует от нее одиночества, разве та роскошь, которой он ее окружил, не достаточная компенсация? Ее золотые часы, наряды, привозимые из Франции, спортивная машина за сто тысяч долларов.
Его пенис опять начал падать. Она застонала — кажется, с неподдельным разочарованием. Именно она предложила заниматься днем любовью. Розенберг задумался — есть ли у них еще шанс спасти свой брак.
Телефон. Черт возьми, когда он наконец зазвонит? По правде говоря, если бы не тяга его жены к роскоши, если бы не его желание произвести на нее впечатление, он никогда бы не позволил втянуть себя в такое рискованное дело, о котором и должен был состояться телефонный разговор.
Но какой у него выбор? Устроить скандал жене из-за ее романа? Но если скандал предать огласке, он будет вынужден развестись с ней, а
этого Розенберг совсем не хотел. Его жена была великолепна, она происходила из индейского королевского рода. Он испытывал гордость за этот брак, а кроме того, она помогала ему выглядеть мексиканцем. Его волосы были выкрашены в черный цвет и зачесаны назад, кожа, с помощью косметики, становилась смуглой, глаза, благодаря простым контактным линзам, были темными. Жена помогала ему быть хамелеоном. Что же касается Эстэбана, этот гигант был слишком хорошим телохранителем, чтобы при теперешней опасности Розенберг чувствовал себя без него спокойно.
Его член снова начал подниматься.
Зазвонил телефон. Он резко отодвинулся от жены и потянулся к тумбочке у кровати.
— Алло?
Мужской голос не принадлежал Хэлловэю, но у этого человека был акцент южного Онтарио с характерным шотландским “р”. Хэлловэй позвонил по местному телефону — его нельзя прослушать — связнику, который, в свою очередь, используя безопасный телефон, передал сообщение Розенбергу.
— Клен.
— Карликовый дуб.
— Приготовьтесь говорить через сорок минут, — щелчок завершил разговор.
Розенберг, испытывая смешанное чувство облегчения и нервного возбуждения, закрыл глаза.
— Я должен ехать.
Жена прижалась к нему:
— Прямо сейчас?
— Мне надо быть на месте через сорок минут.
— За сколько ты туда доберешься?
— За двадцать пять минут.
— Десять минут на то, чтобы помыться и одеться. Остается еще… пять минут.
Этого было достаточно.
3
Розенберг приказал своим трем телохранителям оставаться в машине, вошел в ветхий дом, поднялся по скрипучей лестнице и открыл дверь в комнату на втором этаже.
Комната была чуть больше туалета с окном. Если не считать телефона на полу и пепельницы на подоконнике, она была абсолютно пуста. Он снимал ее и оплачивал телефонные счета под именем Жозе Фернандес. Все это он организовал только для того, чтобы иметь возможность пользоваться безопасным телефоном для секретных международных звонков.
Он знал, в южном Онтарио в подобной комнате у Хэлловэя был подобный телефон. Дав задание связнику предупредить Розенберга о предстоящем разговоре, Хэлловэй сразу направился в свою комнату, как и Розенберг в свою. Розенберг знал об этом, потому что, если бы Хэлловэй был на месте, ему не нужно было бы использовать связника — он бы позвонил напрямую. Следовательно, обстоятельства изменились настолько, что Хэлловэй не мог позволить себе терять время на то, чтобы звонить Розенбергу, а потом ждать, пока тот доберется до безопасного телефона. Используя связника, он давал понять Розенбергу, что даже те сорок минут, которые он потратит на дорогу, имеют решающее значение.
Розенберг открыл дипломат и вытащил оттуда электронное устройство размером с портативный радиоприемник и, подключив его к розетке в стене, обследовал всю комнату. Устройство тихо загудело. Если бы в комнате был установлен микрофон, среагировала бы стрелка на шкале. Стрелка не шелохнулась, — микрофонов, значит, нет.
Не удовлетворившись одной мерой предосторожности, Розенберг вытащил из дипломата еще одно устройство и присоединил его с помощью зажимов к телефонному проводу. Устройство определяло силу тока в телефонной сети. Перехватчик требовал энергии, сила тока, чтобы восполнить утечку, автоматически возрастала. Судя по шкале, на которую смотрел Розенберг, утечки не было, телефон не прослушивали.
Розенберг нервно прикурил сигарету “Голуаз” — он ненавидел мексиканский табак — и посмотрел на часы, такие же как у его жены. Телефон должен зазвонить через две минуты. Если этого не произойдет, согласно предварительной договоренности он должен подождать еще полчаса и, если необходимо, еще полчаса.
Розенберг затянулся и уставился на телефон. Когда он наконец зазвонил, Арон схватил трубку.
— Ацтек.
— Эскимос.
— Я ждал твоего звонка утром. Что тебе помешало связаться со мной?