— Ты одел ее.
— Она дрожала.
— Дрожала? — Глаза Сета вновь заблестели. — Раз уж ты так заботишься о ней, думаю, ты будешь рад узнать, что она нас покидает.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда ты допрашивал ее, она сказала имя мужа и адрес, где он остановился, — произнес Сет. Сосулька кивнул. Сет положил пакет на бюро.
— Я позвонил ее мужу.
— Что?
— Я договорился обменять ее на священника. — Сет открыл пакет и достал взрывчатку с радио-детонатором и трансмиттером. Еще там были батарейки, провода, железный пояс, приваренный к металлической коробке, и замок.
— Черт возьми, где ты это взял?
— У меня есть связники здесь, в Риме. — Сет положил взрывчатку и детонатор в металлическую коробку и передал Сосульке свой разговор с мужем женщины.
У Сосульки от удивления раскрылся рот. Понятно, почему Сет не сказал ему, куда идет. Он бы никогда не согласился с его планом.
— Это слишком рискованно. Несмотря на обещания мужа, там может оказаться команда наблюдателей.
— А бомба? Если муж любит ее, он послушает меня. — Сет достал капсюль из кармана пиджака и присоединил его к детонатору с помощью провода. Взяв оставшийся провод, он присоединил один его конец к металлическому ремню, а второй — к детонатору. — Когда я вставлю батарейки в детонатор и застегну ремень, получится замкнутая электрическая цепь. Если кто-нибудь вздумает открыть коробку с детонатором, произойдет разрыв цепи. Переключатель детонатора подключит другой блок батареек и автоматически взорвет бомбу. То же самое произойдет, если кто-нибудь расстегнет ремень. Конечно, есть еще один способ взорвать бомбу — используя это, — он показал на радиоконтролируемый трансмиттер.
Сосулька с ненавистью смотрел на Сета, его сбивало с толку противоречие между нынешними объяснениями Сета и тем, что он сказал мужу женщины.
— Когда ты будешь на расстоянии больше мили, бомба дезактивизируется?
Ни в коем случае.
Но ты сказал ее мужу…
Я солгал. — Сет застегнул ремень на талии у женщины, установил два блока батареек в детонатор и закрыл его. Он улыбнулся. — Единственный способ снять с нее эту штуковину — взорвать эту сучку. Как тебе это нравится, друг мой?
Критическая масса
1
Торонто, Канада.
Полседьмого утра. Солнце только что взошло. Уставший Йозеф Бернштейн попросил таксиста высадить его у следующего угла. Он приехал в самый заброшенный район столицы. Вдоль улицы стояли подлежащие в ближайшем будущем сносу двухэтажные дома. Бернштейн заплатил таксисту и дал ему на чай — не много и не мало — так, чтобы это ему не запомнилось. Когда такси исчезло из виду, Бернштейн проверил ресурсы своего организма, пройдя один квартал на юг и два на восток. Он чувствовал себя как самый ветхий из окружающих его домов. В некоторых из них горел свет, но на улице он никого не встретил, лишь бродячая собака трепала пластиковое мусорное ведро. В середине последнего квартала он свернул на потрескавшуюся бетонную дорожку, которая вела к перекосившейся террасе. Пустая банка из-под пива справа у верхней ступеньки означала, что все в порядке. Он постучал три раза, шевельнулась занавеска, и дверь открыли.
Бернштейн вошел в дом, Эфраим Авидан быстро запер дверь и только потом спрятал “беретту” в кобуру.
— Никаких проблем?
— Все идет по расписанию. Как другие?
— Наверху, спят. Мы по очереди дежурим по двое.
— Нет, я имел в виду других, — сказал Бернштейн. — С ними есть какие-нибудь проблемы?
— Хорошо подчиняются приказам, — Авидан горько улыбнулся. — Успокоительное в их еде этому способствует.
— Хочу посмотреть на них.
— Видимо, твой желудок крепче моего. Мне они так противны, что я стараюсь видеть их как можно меньше.
— Хочу напомнить о себе.
— Как пожелаешь. — Авидан провел Йозефа по узкому коридорчику в мрачную кухню, линолеум там отходил от пола. Он три раза постучал в фанерную дверь, открыл ее и отступил назад.
Бернштейн посмотрел вниз, куда вели бетонные ступени. При слабом освещении он увидел высокого бородатого мужчину семидесяти лет в толстом пуловере с “береттой” в руке, как и Авидан. Узнав Берн штейна, он опустил пистолет.
Спустившись вниз, Йозеф обнял его. Давид Гехмер был одним из самых надежных и страдающих дольше других членов группы. Последние четыре месяца он и Гедеон Левин без возражений выполняли утомительную и неприятную работу тюремщиков. Одного за другим со всего мира привозили пленников — теперь уже одиннадцать — и запирали их в подвале этого полуразрушенного дома в Торонто. Вчера другие члены группы, выполнив свои задания, тоже съехались, и теперь спали на втором этаже.
Бернштейн осмотрел большой подвал. Окна были заколочены. На равном расстоянии друг от друга с потолка свисали три лампочки. Чтобы уменьшить сырость, стены были выложены белыми пластиковыми изоляторами. И все равно в помещении было прохладно и влажно. Бернштейн понимал, почему даже в июле Давид был в пуловере.
Вдоль стен на тюфяках, под шерстяными одеялами лежали старики. Некоторые не спали, ожидая, когда подействует успокоительное. Большинство же спало. Все были бледными от нехватки солнца, все в наручниках, от которых к кольцу в стене тянулись цепи.
Рядом с каждым тюфяком лежали кое-какие книги и журналы. В конце комнаты висели полки с тарелками и консервами, стояли маленькая газовая плита и ничем не огороженный унитаз с раковиной.
— Комфортно, как дома.
— По сравнению с Аушвицем, это земля обетованная, — сказал Гехмер. — Брею их через день. Готовлю им еду. Вожу по очереди к раковине. Им разрешено пользоваться только пластиковыми ложками, после ужина я их пересчитываю. Когда им надо по нужде, я отвожу их по очереди и приковываю на это время к раковине, так же как и когда они умываются.
— Вы замечательно все организовали.
— Они сами меня вдохновили. У этих монстров настоящий талант организаторов. Иногда я вспоминаю все так отчетливо, что кажется, я опять в лагере. Мне хочется… — Гехмер поднял пистолет и прицелился в ближайшего пленника.
Бернштейн опустил его руку.
— Терпение, дружище. Меня тоже мучают кошмары. Но больше их не будет. Справедливость скоро восторжествует.
— Скоро? — быстро переспросил Гехмер. — Когда?
— Завтра.
2
— Снова появлялся Йозеф.
Миша Плетц, увлеченный перепроверкой планов завтрашней операции, не сразу понял, что ему сказал помощник.
— Появлялся?
— Два часа назад.
— Где? В Вашингтоне?
— Нет. На этот раз в Торонто.
— Торонто?
— Он вышел на связь с еще одним нашим оперативником. Так же, как и в прошлый раз. Он выбрал своего бывшего студента. Это было в полпятого утра по тамошнему времени. Йозеф пришел к нашему человеку домой, разбудил его и передал для вас сообщение. Оперативник зашифровал его и сообщил сюда, в Тель-Авив.
Миша взял у помощника лист бумаги, прочитал и удивился:
— Два имени?
— Арон Розенберг и Ричард Хэлловэй. — Помощник подал Мише второй лист бумаги. — Это то, что Йозеф сказал нашему оперативнику на словах. Сообщение имеет отношение к его предыдущему сообщению о корабле с оружием для ливийцев. Йозеф сказал, что он хочет, чтобы после того, как мы остановим корабль, мы бы выдали эти имена ливийцам, но так, чтобы они ничего не заподозрили. Он хочет, чтобы ливийцы решили, что эти два человека продали нам информацию о грузе на корабле.
— Но если ливийцы в это поверят, они захотят отомстить, — Миша удивленно смотрел на лист бумаги. — Мы подставим их, и их убьют. Почему Йозеф хочет, чтобы…
— Розенберг и Хэлловэй — торговцы оружием, они несут ответственность за эту сделку.
— Он хочет, чтобы мы сделали так, будто они перепродали ливийцев? Он хочет, чтобы Розенберга и Хэлловэя наказали люди, на которых они работают? Сумасшедший способ восстановления справедливости. Почему он не сообщил нам эти имена в первом сообщении? Почему ждал, пока… — Миша замолчал, он нашел объяснение. — Потому что он не хочет давать нам время на их проверку до того, как мы остановим корабль? Есть какое-то другое расписание, расписание Йозефа, о котором мы не знаем и которого он придерживается?