Я был вынужден в третий раз наполнить его стакан, прежде чем появились новые посетители. На этот раз их было двое: Фердинанд Бауэн, биржевой маклер, и доктор Лоринг А. Бартон. Я вышел встретить их в холл, чтобы отвязаться от Майкла Эйерса.
Бартон был высоким, красивым мужчиной, держался он прямо, но не натянуто, был хорошо одет, а его темные волосы, черные глаза и усталый рот не нуждались в рекламе.
Бауэн был среднего роста и имел весьма утомленный вид. Одет он был в черные и белые цвета. У него были маленькие ноги в изящных туфлях и изящные маленькие женственные руки в изящных маленьких серых перчатках. Когда он снимал пальто, мне пришлось отступить назад, чтобы он не заехал мне в глаза руками, которыми размахивал вокруг себя. Я не испытываю доверия к людям с подобными привычками в ограниченном пространстве. Особенно следует держать их подальше от лифтов, но я держал бы их подальше от любых мест.
Я отвел Бартона и Бауэна в контору, объяснил, что Вульф в скором времени спустится вниз, и показал им Майкла Эйерса. Тот назвал Бауэна «Ферди» и предложил ему выпить. Бартона же он назвал «Лорелеей».
Фриц привел Александра Драммонда — цветовода, кругленького, невысокого увальня, розовую физиономию которого украшали тонкие усы. Он был единственным человеком в списке, который уже до этого побывал в доме Вульфа. Пару лет назад он был у нас с группой других членов Ассоциации цветоводов-любителей, чтобы посмотреть наши растения. Я сразу его вспомнил.
После этого они начали приезжать более или менее кучно. Прэтт из Тамани-холла, Эдлер и Кэбот — адвокаты, Коммерс — аукционы Филадельфии, Эдвин Робин Байрон редактор журнала, Огастес Фаррел — архитектор и, наконец, птица по имени Ли Митчел из Бостона, который сказал, что он представляет интересы банкира Колларда и Джейнса.
Итого, в десять минут десятого их собралось двенадцать человек, если считать последнего за двух. Конечно, они все были друг с другом знакомы, но я бы не сказал, что общество от этого повеселело. Даже Майкл Эйерс хмуро бродил вокруг, сжимая в руке пустой стакан. Остальные же почти все сидели с похоронным видом.
Я подошел к столу Вульфа и дал три коротких звонка к Фрицу. Минуты через две я услышал шум лифта.
Дверь конторы открылась, и все повернули головы к ней. Вошел Вульф. Фриц закрыл за ним дверь.
Пройдя половину расстояния до своего стола, Вульф остановился, повернулся и сказал:
— Добрый вечер, джентльмены!
Затем он подошел к креслу, придвинул его так, чтобы край сиденья уперся ему в подколенные ямки, оперся руками на подлокотники и опустился в кресло.
Майкл Эйерс привлек мое внимание, подняв кверху пустой стакан и закричав:
— Эй! Евнух и верблюд!
Вульф поднял голову и спросил самым изысканным тоном:
— Вы предлагаете такие добавления для «внутреннего зверинца» мистера Чапина?
— Как? Я предлагаю...
На него прикрикнул Джордж Прэтт:
— Замолчите, Майкл!
А Фаррел, архитектор, ухватил Эйерса и усадил на стул.
Я протянул Вульфу список присутствующих. Он просмотрел его, поднял голову и заговорил:
— Я рад тому, что здесь находятся мистер Кэбот и мистер Эдлер. Насколько мне известно, они оба юристы. Их звания и натренированный ум, надеюсь, избавят нас от вульгарных ошибок. Я также отмечаю присутствие мистера Эйерса, журналиста. Поскольку он один из вас, я просто напоминаю о риске придать делу широкую огласку на тот случай, если вы пожелаете ее избежать.
Но Майкл Эйерс возразил:
— Я не журналист, а охотник за информацией. Я брал интервью у Эйнштейна.
— Насколько вы пьяны?
— Откуда мне знать?
Брови Вульфа поднялись кверху.
— Джентльмены?
Ответил Фаррел:
— Майкл в порядке. Забудьте о нем.
Джулиус Эдлер — адвокат, напоминающий своей фигурой карандаш, а манерой держаться — образцового клерка, поспешил вмешаться:
— Я бы сказал то же самое. Мы понимаем, что это ваш дом, мистер Вульф, и что мистер Эйерс немного перебрал, но в конце концов мы думаем, что вы пригласили нас сюда не для проверки наших личных привычек. Вы ведь желаете что-то нам сообщить?
— Да.
— Меня зовут Эдлер.
— Да, мистер Эдлер. Ваше замечание иллюстрирует то, что, по-моему, станет основной помехой в моем разговоре с вами, джентльмены. Я не сомневаюсь, что вы с самого начала будете держаться враждебно. Вы все чрезвычайно напуганы, а напуганный человек бывает враждебен почти рефлекторно, из чувства самообороны. Поэтому я не сомневаюсь, что вы отнесетесь ко мне с недоверием.