«Хиббард: Этого я не могу сказать вам, сэр, поскольку и сам не знаю. Кроме того, о ряде вещей я вынужден буду умолчать. Кое-что я, конечно, смогу вам рассказать. Я могу рассказать... ну... много лет назад я нанес увечье... весьма серьезное увечье одному человеку. Я был не один, в этом участвовали и другие, но случилось так, что основная ответственность лежит на мне. Во всяком случае, я сам расцениваю это так. Была мальчишеская выходка... с трагическим исходом. Я никогда себе не прощу. А также и остальные, кто был к этому причастен, по крайней мере большинство из них наверняка... Не то чтобы меня постоянно терзали угрызения совести, ведь все произошло двадцать пять лет назад. Сам я психолог и постоянно имею дело со всякими болезненными отклонениями от нормы у других людей, так что я не могу допустить ничего подобного с самим собой. Итак, мы искалечили юношу, исковеркали всю его жизнь, уж если быть вполне откровенным. Естественно, что все мы чувствовали себя ответственными за это дело, так что на протяжении двадцати пяти лет некоторые из нас предпринимали попытки ему помочь. Иногда мы объединялись, дабы найти лучшее решение. Все мы люди занятые... но мы никогда не отказывались от этого бремени. Это было крайне трудно, потому что с каждым проходящим годом сам юноша, ставший мужчиной, делался все более странным. Мне известно, что в средней школе он проявлял признаки настоящего таланта, а позднее, уже в колледже, после получения увечья, его считали самым блестящим студентом. Позднее его одаренность, вероятно, сохранилась, но, как бы это выразиться?— стала извращенной. В один прекрасный день, около пяти лет назад, я окончательно пришел к выводу, что он психопат.
Вульф: Значит, вы продолжали поддерживать с ним знакомство?
Хиббард: Да, большинство из нас... Кое-кто виделся с ним часто, один или двое считались его близкими друзьями. Примерно к этому времени его скрытая одаренность достигла зрелости. Он... Ну... он делал вещи, которые вызывали восхищение и интерес. Я по-прежнему был убежден, что он психопат, однако переживал за него не так уж сильно, потому что мне казалось, что он достиг удовлетворяющего его в известной мере, компенсирующего положения. Но я заблуждался, а мое прозрение было ужасным.
У нас был вечер встречи, сбор нашей группы, и один из нас был убит. Сначала мы все думали, что это был несчастный случай, но он — тот человек, которого мы искалечили,— тоже был там. А через несколько дней каждый из нас получил по почте его сообщение, в котором было написано, что он убил одного из нас, очередь остальных наступит позднее, что он вступил на борт „корабля мести".
Вульф: Понятно. Психопатия стала казаться почти эвфемизмом.
Хиббард: Совершенно верно, но мы ничего не могли поделать.
Вульф: Поскольку вы располагали доказательством, то самое правильное было бы поставить в известность полицию.
Хиббард: Никаких доказательств у нас не было.
Вульф: А сообщение?
Хиббард: Все они были напечатаны на машинке, не имели подписи и были составлены в витиевато-туманных выражениях, которые делали их непригодными для такой практической цели, как стать уликой. Он даже весьма предусмотрительно изменил свой стиль — в этом послании он резко отличался от его собственного. Но нам-то все было совершенно ясно. Каждый из нар получил по такому предупреждению, и не только те, что присутствовали на встрече. Все члены Лиги без исключения. Конечно...
Вульф: Члены Лиги?
Хиббард: Это не имеет значения, просто сорвалось с языка. Много лет назад, когда несколько человек из нас собирались обсудить положение дел, один из нас, во хмелю, разумеется, предложил нам называть себя „Лигой искупления". Название прозвучало. Позже его употребляли редко, и то только в шутку. Сейчас, я полагаю, шутки кончились...
Хочу сказать, что мы, конечно, не все живем в Нью-Йорке — только около половины. Один из нас получил свое предупреждение также и в Сан-Франциско. Тогда несколько человек собрались в Нью-Йорке и обсудили положение вещей. Мы произвели нечто вроде расследования и повидались с ним. Он отрицал свое участие в этом деле, но мне показалось, что его черная душа радовалась, несмотря на его невинный вид.
Вульф: Дальше.
Хиббард: Некоторое время все было тихо. Три месяца. Потом был убит еще один из нас. Обнаружен мертвым. Полиция решила, что это самоубийство, вроде все данные указывали на это. Но через два дня почта принесла нам новые предупреждения. Содержание было примерно таким же, и источник, разумеется, был тот же самый. Предупреждение, как я считаю, было сочинено весьма умно, даже блестяще.