У нас был вечер встречи, сбор нашей группы, и один из нас был убит. Сначала мы все думали, что это был несчастный случай, но он — тот человек, которого мы искалечили,— тоже был там. А через несколько дней каждый из нас получил по почте его сообщение, в котором было написано, что он убил одного из нас, очередь остальных наступит позднее, что он вступил на борт „корабля мести".
Вульф: Понятно. Психопатия стала казаться почти эвфемизмом.
Хиббард: Совершенно верно, но мы ничего не могли поделать.
Вульф: Поскольку вы располагали доказательством, то самое правильное было бы поставить в известность полицию.
Хиббард: Никаких доказательств у нас не было.
Вульф: А сообщение?
Хиббард: Все они были напечатаны на машинке, не имели подписи и были составлены в витиевато-туманных выражениях, которые делали их непригодными для такой практической цели, как стать уликой. Он даже весьма предусмотрительно изменил свой стиль — в этом послании он резко отличался от его собственного. Но нам-то все было совершенно ясно. Каждый из нар получил по такому предупреждению, и не только те, что присутствовали на встрече. Все члены Лиги без исключения. Конечно...
Вульф: Члены Лиги?
Хиббард: Это не имеет значения, просто сорвалось с языка. Много лет назад, когда несколько человек из нас собирались обсудить положение дел, один из нас, во хмелю, разумеется, предложил нам называть себя „Лигой искупления". Название прозвучало. Позже его употребляли редко, и то только в шутку. Сейчас, я полагаю, шутки кончились...
Хочу сказать, что мы, конечно, не все живем в Нью-Йорке — только около половины. Один из нас получил свое предупреждение также и в Сан-Франциско. Тогда несколько человек собрались в Нью-Йорке и обсудили положение вещей. Мы произвели нечто вроде расследования и повидались с ним. Он отрицал свое участие в этом деле, но мне показалось, что его черная душа радовалась, несмотря на его невинный вид.
Вульф: Дальше.
Хиббард: Некоторое время все было тихо. Три месяца. Потом был убит еще один из нас. Обнаружен мертвым. Полиция решила, что это самоубийство, вроде все данные указывали на это. Но через два дня почта принесла нам новые предупреждения. Содержание было примерно таким же, и источник, разумеется, был тот же самый. Предупреждение, как я считаю, было сочинено весьма умно, даже блестяще.
Вульф: На этот раз вы, естественно, обратились в полицию?
Хиббард: Почему „естественно"? У нас по-прежнему не было никаких доказательств.
Вульф: Мне думается, что это был бы самый разумный ход. Уверен, что кое-кто из вашей компании на него пошел.
Хиббард: Они сделали это. Я был против, но они все же пошли.
Вульф: Почему вы были против?
Хиббард: Я чувствовал, что это бесполезно. И также... ну... я не мог присоединиться к требованию возмездия и, возможно, лишения жизни человека, которого мы сами же искалечили... Вы меня понимаете?
Вульф: Вполне. Но если полиция в первом случае не смогла отыскать доказательств, то во второй-то раз они смогли?
Хиббард: Они ни к чему не пришли. Он сделал из них полнейших ослов. Позднее он пересказал мне их вопросы и свои ответы.
Вульф: Вы еще видитесь с ним?
Хиббард: Конечно, мы же друзья. Полиция ничего не добилась. Кое-кто из нашей Лиги нанял частных детективов.
Это было 12 дней назад. Детективы добились таких же результатов, что и полиция... я в этом уверен, и суть в том, что кое-что случилось. Я мог бы говорить об опасениях, предчувствиях, о мерах предосторожности и т. д. Подобных слов существует множество. Я сумел бы обрисовать ситуацию на языке психологии, но простая истина заключается в том, что я слишком напуган, чтобы продолжать жить под таким гнетом. Я хочу, чтобы вы избавили меня от смерти. Я хочу поручить вам защитить мою жизнь.
Вульф: Так что же случилось?
Хиббард: Ничего существенного для остальных. Только для меня. Он пришел ко мне и сказал кое-что. Вот и все. Думаю, что повторять этого не стоит. В результате, признаюсь со стыдом, я совсем потерял голову от страха. Я боюсь ложиться спать, и я боюсь вставать. Я хочу получить гарантию полной безопасности, а это можете обеспечить только вы. Друг, рекомендовавший мне обратиться именно к вам, сказал, что вы наделены примечательными сочетаниями талантов и всего лишь одной-единственной слабостью. Она (это женщина) употребила какое-то слово, только я его не припомню: не то алчность, не то скаредность, не то жадность... Я не миллионер, но у меня, помимо хорошего жалованья, имеется солидный капитал, а в таком состоянии я не способен торговаться.
Вульф: Я всегда нуждаюсь в деньгах. Но это, разумеется, мое личное дело. Я возьмусь за то, чтобы он сошел со своего «корабля мщения» за десять тысяч долларов.
Хиббард: Заставить его отказаться от мщения? Это невозможно. Вы его не знаете!
Вульф: Точно так же, как и он не знает меня. Нашу встречу можно организовать.
Хиббард: Я имею в виду не это. Потребуется нечто большее, чем простая встреча. Гораздо большее, как мне кажется, чем ваш талант. Но это уж к делу не относится. Очевидно, я недостаточно ясно выразился. Я не стану платить десять тысяч долларов, как и любую другую сумму, за то, чтобы этого человека можно было передать в руки пра-во-су-ди-я. Ха!.. Слово, кишащее червями... В любом случае я не стану принимать в этом участие, даже под угрозой смерти... Я не назвал вам имени этого человека и не назову. Возможно, я и без того уже открыл слишком многое. Вас я прошу лишь обеспечить мне личную безопасность, а уничтожать моего противника я не намерен!
Вульф: Но если первое требует второго?
Хиббард: Надеюсь, что нет... Молю Бога, чтобы нет... Конечно, я не требую от вас абсолютной гарантии моей неприкосновенности, но ваш опыт и находчивость, я уверен, будут стоить тех денег, которые вы просите.
Вульф: Глупости! Моя находчивость, как вы выразились, ровно ничего не будет стоить, если вы так ограничиваете мои возможности. Должен ли я понять, что вы хотите поручить мне защищать вашу жизнь против враждебных планов этого субъекта, но лишаете меня права предпринять какие-либо шаги для его разоблачения и обуздания?
Хиббард: Да, сэр, совершенно верно. Мне сказали, что если ваши способности будут направлены на достижение какой-нибудь цели, то все попытки противной стороны обвести вас вокруг пальца будут напрасными.
Вульф: Нет, мистер Хиббард, хотя я и нуждаюсь в деньгах — нет. Но скажу, что необходимо сделать вам, если вы настаиваете на вашем донкихотстве. Во-первых, если вы имеете иждивенцев, застрахуйте вашу жизнь на очень крупную сумму. Во-вторых, смиритесь с фактом, что ваша смерть всего лишь вопрос времени, и не тратьте ни энергию, ни деньги на меры предосторожности. Если этот чело-век решил вас убить и если он обладает хотя бы обычным умом, не говоря уж об одаренности, которую вы ему приписываете, вы умрете. На свете существует великое множество способов убийства своих собратьев... Так что, если ваш приятель хоть наполовину так одарен, как вы считаете, и не выработал „собственного почерка'1, как большинство преступников, можно предположить, что он придумает весьма разнообразные и оригинальные способы разделаться с членами вашей Лиги. Возможно, ему удастся изобрести нечто новенькое. Мне кажется, что для вас еще не все потеряно. Почему вы думаете, что следующей жертвой будете непременно вы? Возможно, до вас он отправит на тот свет еще многих людей и в чем-то при этом просчитается или ему просто не повезет. Или кто-либо из членов вашей Лиги, не такой Дон-Кихот, как вы, обратится ко мне. Вас бы это спасло.
Хиббард: Я буду платить вам пятьсот долларов в неделю.
Вульф: Весьма сожалею. До сих пор я твердо знал, что деньги, положенные на мой счет в банк, действительно мною заработаны, а тут этого не будет, так что я не могу взяться за ваше дело.
Хиббард: Но, мистер Вульф, вы не сможете так со мной поступить... Я пришел сюда... Боже мой! Вы моя единственная надежда...»
Вульф остановил меня:
— Довольно, Арчи.
Я взглянул на него.
— Здесь осталось еще немножко.
— Знаю, мне это неприятно слушать. Я отказался от этих пятисот долларов — возможно, даже тысячи. Я не пожелал отступать от своих позиций. Ваше чтение пробуждает во мне напрасные сожаления. Заканчивайте. Мистер Хиббард не поддался на мои уговоры, моя потрясающая принципиальность ни к чему не привела. Обычно требуется сильно . ударить по крупу, чтобы кобыла затанцевала, но эта кобыла совершенно не реагировала на мой стэк. Вы в это время были в отъезде, а после вашего возвращения мы не говорили об этом инциденте. Странно, что вы совершенно случайно заставили меня о нем вспомнить.
— Не понимаю.
— Изводя меня своими рассуждениями о человеке, дававшем показания на свидетельском месте в суде. Как вам известно, книгу прислали. Я читал ее вчера вечером.
— Почему вы стали ее читать?
— Не изводите меня. Я читал ее потому, что эта книга... Я люблю читать книги.
— Да, и что же?
— О, вас это развлечет. Поль Чапин, вызванный для показаний в суде, автор книги «Черт побери деревенщину», и является злодеем Эндрю Хиббарда. Он и есть психопат-мститель за некогда причиненное ему трагическое увечье.
— Черта с два — он!
Я посмотрел на Вульфа, зная, что он любит придумывать всякие истории для «тренировки».
— А почему он?
Веки Вульфа чуть-чуть приподнялись.
— Полета воображения тут не потребовалось: шаг за шагом, при помощи умственных процессов. Может, и вы их имеете?
— Я очень высоко их расцениваю.
— Полагаю, что так... Мистер Хиббард употребил необычную фразу: «Он вступил на борт корабля мести». Эта самая фраза дважды встречается в «Черт побери деревенщину». Дальше: мистер Хиббард упоминал подробности, доказывающие, что этот человек был писателем. Например, говоря о том, что он в «предупреждении» полностью изменил свой стиль. Мистер Хиббард сказал, что пять лет назад этот человек занял, как он выразился, «компенсирующее положение» в обществе. Сегодня утром я кое-кому позвонил. В 1929 году вышла первая книга Поля Чапина, сразу же принесшая ему успех. Кроме того, Чапин остался калекой после полученного им в Гарварде двадцать пять лет назад увечья. Если вам этого мало...
— Нет. Я очень вам благодарен. Теперь, когда вы знаете, кто этот малый, все отлично. Только что нам это дает? Кому вы собираетесь послать счет?
Две складки на щеках Вульфа слегка разошлись, и я понял, что ему кажется, будто он смеется.
— Наверное, вы радуетесь тому, что Фриц готовит кукурузные оладьи под анчоусным соусом для ленча, а до звонка осталось десять минут?
— Нет, Арчи.
Складки на его лице мягко сошлись.
— Я упомянул сразу, что меня данная история увлекает. Конечно, весьма проблематично, даст ли она что-либо или нет в отношении заработка. Но, как всегда, толчок исходит от вас. К счастью, наша ставка минимальна — проигрывать не будет обидно. Существует несколько каналов подхода, но я полагаю... да. Вызовите мистера Хиббарда по телефону. Позвоните в Колумбийский университет и домой...
— Да, сэр. Говорить будете вы?
— Да. Держите трубку и застенографируйте, как обычно.
Я отыскал номер по справочнику и позвонил. Сначала в университет. Там Хиббарда не было. Я позвонил еще по двум-трем телефонам, побеспокоил еще четверых-пятерых человек и в финале узнал, что поблизости его нигде нет и никто, кажется, не знает, где он может быть. Тогда я начал звонить к нему домой, в Академический городок, недалеко от университета. Какая-то безмозглая женщина почти взбесила меня, настаивая, чтобы я ей сказал, кто я такой и что мне нужно. На мои вопросы она отвечала крайне невразумительно и под конец решила, что мистера Хиббарда, скорее всего, нет дома. Окончание нашего разговора Вульф, слушал по своему аппарату.
Я повернулся к нему.
— Через некоторое время я попробую позвонить еще раз.
Вульф качнул головой.
— Только после ленча. Сейчас без двух минут час.
Я поднялся, потянулся и подумал, что сейчас смогу сделать множество критических замечаний по адресу кукурузных оладий и, в особенности, об их соусе. Это было в тот момент, когда «искомое Вульфа» решило прийти к нему само.
Зазвонил телефон. Я снова опустился на стул и взял трубку. Женский голос изъявил желание переговорить с мистером Вульфом. Я спросил, не могу ли я узнать ее имя, а когда она ответила: «Эвелин Хиббард»,— я попросил ее подождать у аппарата и прикрыл рукой трубку.
— Это Хиббард,— сообщил я Вульфу с усмешкой.
Его брови поднялись.
— Только это Хиббард женского пола по имени Эвелин. Голос молодой, возможно — дочь. Возьмите трубку.
Вульф повиновался, а я прижал свою к уху плечом и достал карандаш и блокнот. Когда Вульф спросил у нее, чего она хочет, я уже в который раз понял, что он является единственным человеком, который разговаривает абсолютно одинаковым тоном и с мужчинами и с женщинами. Вообще-то в его голосе содержалось множество оттенков, но они никак не зависели от пола собеседника.
Я покрывал листочек значками скорописи, по большей части моего собственного изобретения, изображая звуки, звучащие в трубке.
— Мистер Вульф, у меня имеется рекомендательное письмо к вам от мисс Сарры Барстоу, моей близкой приятельницы. Вы, наверное, помните ее, мистер Вульф? Вы расследовали смерть ее отца. Не могла бы я срочно повидаться с вами? Я звоню от Бидвелла на 52-й улице. Я могу быть у вас через пятнадцать минут.
— Очень сожалею, мисс Хиббард, но я в настоящий момент занят. Не могли бы вы приехать в четверть третьего?
— Ох!
После этого донесся ее легкий вздох.
— А я надеялась... я решилась всего десять минут назад. Мистер Вульф, дело срочное, если бы вы смогли...
— В чем заключается срочность?
— Я бы не хотела говорить об этом по телефону. Впрочем, это глупо! Речь пойдет о моем дяде, мистере Эндрю Хиббарде, две недели назад он приходил к вам, помните? Он исчез.
— Вот как? Когда?
— Во вторник вечером, четыре дня назад.
— И вы не получили от него ни слова?
— Ни полслова...— Голос девушки задрожал.— Совсем ничего.
— Та-ак...
Вульф слегка повернулся, чтобы посмотреть на часы, они показывали четыре минуты второго, потом его глаза обратились к двери, на пороге которой возникла фигура Фрица.
Поскольку прошло уже девяносто часов, еще один час ничего не изменит. Итак, в четверть третьего? Вас это устраивает?
— Раз вы не можете раньше, хорошо, я приеду.
Две трубки были одновременно опущены на рычаги аппаратов.
Фриц произнес обычную формулу:
— Ленч, сэр.